— Боже, какая у тебя чудесная… попа, — выдохнул он, когда они оторвались наконец друг от друга.
— Спасибо. У тебя тоже.
Он привлек ее к себе, погладил по волосам.
— Когда уезжаешь? — спросила она.
— Еще не знаю. Скоро. Поэтому и не хотел, чтобы Гарри разболтал про сад. У меня больше нет повода задерживаться.
— Ты не ошибся? Там действительно случилось что-то нехорошее?
— Да, — ответил он после короткой заминки.
Они еще раз поцеловались — коротко. Антонелла села в машину и выглянула в окно.
— Я скажу, где ключ, если пообещаешь, что не попадешься.
— Обещаю.
Она сказала. И еще напомнила, чтобы он взял бутылку шампанского для Гарри. Потом включила зажигание и умчалась.
Может быть, то была лишь игра теней, но, когда свет фар скользнул по двору, он уловил какое-то движение за окнами второго этажа.
За то время, что его не было, Гарри успел переместиться на каменную скамью и лежал на спине, уставившись в звездное небо. Адам вытащил пробку и наполнил бокалы.
— Ты ее поцеловал?
— Да.
— Скотина. Она слишком хороша для тебя.
— Спасибо.
— Так оно и есть. То есть я хочу сказать… да, мальчик ты умный и все такое… — Гарри осекся, резко сел и впился в Адама пронзительным взглядом. — Боже мой, ты ведь и на самом деле умница!
— Что?
— Да, да. Я, конечно, всегда знал, что голова у тебя варит, но… ты вообще понимаешь, что сделал сегодня?
— Мы, Гарри. Мы сделали это вместе.
— Чушь. Ты и без меня все вычислил. Оставалось только сделать последний шаг.
Добрые слова от Гарри? Это что-то новенькое. Непривыкший к похвалам брата, Адам немного растерялся.
— Ты первый за… За сколько там лет?
— Триста с лишним.
— Да? Я думал, что больше.
— Ну, если тебе так хочется, пусть будет четыреста.
Гарри расхохотался.
— Отлично. Послушай, это все меняет.
— Почему?
— Да потому, что теперь ты уже не можешь продавать страховки.
— Почему не могу?
— Почему! Продавать страховки может каждый. А много ли таких, кто способен сделать такое? — Гарри неопределенно махнул рукой куда-то в сторону сада.
— А если я не хочу этим заниматься?
— Должен.
— Почему?
— Опять ты с этим «почему»! Потому что ты видишь то, чего не видят другие.
— Ничего я не вижу.
— А я говорю, видишь. И всегда видел. Даже когда мы были детьми. Можешь мне поверить. Ты всегда все разбирал, залезал внутрь и как будто смотрел оттуда, изнутри. Как говорит мама, единственный ребенок, который пытался разобрать погремушку. Мы с ней до сих пор над этим смеемся.
— Как я за вас рад.
— Ты на все смотришь иначе, и ты все видишь по-другому.
