Честное слово, хотя у меня совершенно в тот момент не было времени на отвлеченные размышления, — честное слово, я никак не мог сообразить, как у обыкновенного покойника, пусть и зараженного самым необыкновенным вирусом, как на нем могли вырасти такие огромные зубья и так отрасти в длину руки.
Смертяк смотрел на меня и щелкал в моем направлении клыками. Он пытался ими дотянуться до меня, — но у него ничего не получалось.
Между зубами у него выступала желтоватого цвета пена, наподобие слюны, и падала хлопьями вниз. Настолько перед ним был лакомый кусочек…
Он, смертяк, тоже соображал, был далеко не дурак… Уперся ногой в какой-то корень, торчащий из земли, и навалился на дверь с удвоенной энергией.
Если до этого у нас сохранялось шаткое равновесие в силах, то, как только он стал использовать новый прием, — оно нарушилось.
С этого момента он начал побеждать, а я — медленно отступать под его яростным напором.
Я растерянно оглянулся на Геру, — она, все той же мраморной статуэткой, приставленной к стене, стояла на своей постели, защищаясь байковым одеялом… Только ее глаза, полные ужаса, переросли из блюдец — в столовые тарелки.
Смертяк хрипел, плевался пеной, и поддавал всем своим многопудовым весом на дверь. За которой тщетно сопротивлялся я.
До его победы оставалось совсем немного, даже может быть, меньше минуты. Он это чувствовал… А они умеют чувствовать, эти смертяки, — теперь я это хорошо знаю.
Тогда я решился.
Выбрал момент, вздохнул поглубже, и отпустил злополучную дверь. Одновременно, я взлетел в воздух совсем в другом направлении. Я летел к печке. Вытянув вперед руки.
Смертяк ворвался в наш дом, — в который он так хотел попасть. С нерастраченной инерцией всей своей могучей массы. Он пролетел над полом, плюхнулся на конечности, и с разгона заехал под кровать.
Я же, в это самое время, приземлялся у печки. Я — так спешил…
В правой руке у меня оказался долгожданный топор, а в левой — полено, которое я схватил на всякий случай, чтобы и левая рука не оставалась пустой.
Но с этой секунды спешить было уже некуда. Стала важна точность.
Поэтому, я вскочил, повернулся к смертяку и стал ждать.
Когда он поднимется. Потому что, — лежачих не бьют. Даже смертяков. Такой вот глупый сработал во мне принцип.
Когда он встал на ноги, и всем корпусом начал поворачиваться ко мне, тускло сверкая единственным кровавым глазом, — тогда я ударил его. Топором.
Я все помнил, насчет позвоночного столба и обездвиживания. Но первый удар пришелся ему по голове. И развалил ее пополам.
