— Михаил, — ответил я. — Почему Птица?
— Меня Петькой зовут, — рассмеялся он, — ребята сначала прозвали Петухом… Потом как-то выяснилось, что петух в зоне, — сам знаешь что… Вот они и переделали меня в Птицу.
— Но курица-то не птица, — поддел я его. Веселый попался парень.
— Курица — нет, а я — Птица.
Мы свернули на грейдер, который мало чем отличался от предыдущей дороги, — только был пошире, да не было травы, уходящей под капот.
Движение по грейдеру оказалось далеко не столичное, кроме нашей машины, ни впереди, ни сзади, не наблюдалось ни одной…
Птица выставил на лежалый камень две стеклянные бутылки и одну пластмассовую, отошел в сторону, и скомандовал:
— Давай!
— Подальше-подальше, — сказал ему я.
Тот послушно попятился.
— Обрез дергает сильно, ты держи его покрепче.
Я сжал обрез крепче и выстрелил.
Наверное, попалась дробь, — стеклянные бутылки с коротким звоном рассыпались на осколки, а пластмассовая — исчезла с глаз долой.
— Молоток! — воскликнул Птица. — Только бутылок у меня больше нет.
— Все, — облегченно сказал я, — давай меняться.
Положил на крыло машины обрез, и принялся раздеваться…
Я умею подносить снаряды к пушке и теоретически знаю устройство акваланга. Нас когда-то в незапамятные времена водили на стрельбище, раз в три месяца, и выдавали по десять патронов, для поражения мишени.
Я не помню, поражал я ее или нет, — по-моему, не очень. Палил куда-то, в сторону нарисованного человечка. Без всякого интереса.
Откуда же тогда это странное желание?.. Холодок уверенности внутри, прищуренный взгляд, ощущение приклада в ладони, — как продолжения руки. И отношение к этой двустволке с отпиленными стволами, — как у плотника, к своему рабочему топору.
Развейся, наваждение…
Птица аккуратно свернул мою тельняшку и завернул ее в газету, в три слоя.
— Простирнуть только немного, — сказал он. — У нас с тобой фигуры одинаковые… У меня дома — десантный камуфляж. Тельняшки только не было. Что камуфляж без тельняшки, — пустое место.
Я же красовался перед ним в коричневой ковбойке, джинсах и кроссовках на босу ногу. Тоже, как из дома моделей.
По грейдеру мы ехали молча. Так, изредка обмениваясь короткими фразами. Должно быть, каждый из нас переживал свою удачу.
Лес сменялся картофельными, пшеничными и капустными полями. Кое-где паслись разморенные солнцем коровы. Несколько раз мы проезжали насквозь деревни, где грейдерная дорога превращалась в асфальтовую. Деревни, как деревни, — все деревни похожи одна на другую. Встретилось, конечно, пара человек с берданками через плечо, — в остальном, полностью пасторальный пейзаж.
