— Иду пыль вытирать.
— Пойдешь полы пидарасить!
— Я полы и раньше не мыл, а на третьем месяце чего ради?
— Куда ты на х… денешься, я тебя не освобождал.
За спиной Тимченко два его друга Боровиков и Толяй и ватага «рысарей» из молодых агрессивных положняков. Говорю примирительно: «Хорошо, я буду носить воду». Тимченко сжимает увесистые кулаки: «Я тебе сказал, ты будешь пола пидарасить, чем ты лучше остальных мужиков?»
— А чем ты лучше? Пусть все тогда моют. — Я взял у кого-то ведро, наполнил его из крана и понес из умывальника через коридор мимо рысей в спальное помещение. Гул стих, все ждали, чем это кончится, и это молчание ничего хорошего не предвещало. Под шконарями ползают с тряпками люди. Я поставил ведро, кто-то ополоснул свою тряпку, выжал и дальше я не помню, с ведром возвращался или без, помню только, как на выходе в коридор увидел вдоль обеих стен шеренги дожидающихся рысарей и крупную фигуру Тимченко. Я перешагнул порог и брызнули искры из глаз. Человек десять дружно лупили меня, оттаскивая в козлодерку. Чудом я успел сдернуть очки и, согнувшись под градом ударов, умудрился положить их на выступ в стене, пока тащили меня вдоль коридора. Я не отмахивался, ушел локтями в защиту, чтоб пореже попадало в лицо, но ногами и корпусом изо всех сил сопротивлялся. Только не в козлодерку — свалят, забьют, запинают. На виду они действуют все же поаккуратней, больше кулаками, и стоя можно еще защищаться. В проеме козлодерки я раскинул руки и ноги крестом и, оттолкнувшись, бросил тело в коридорчик на выход во двор. Меня прижали к стене, удары сыпались все чаще и злее, я даже не различал, кто их наносил, в глазах черные тучи и молнии.
И вдруг прекратилось. Я почувствовал себя ужасно одиноким. Вижу, подходит наш молодой воспитатель, зам. отрядника, кажется, Геннадий Васильевич, а мои экзекуторы отпрянули и стоят, не думая разбегаться. Этот зам. шел не с улицы, а из отряда, значит, находился у себя в кабинете, как раз у дверей которого началась заваруха. Значит, он все слышал, нарочно отвел время для побоища, а теперь подходит ко мне и наивно спрашивает: «Что происходит?» Я молча двинулся мимо. Нашел во внутреннем коридоре уцелевшие очки и завернул в умывальник. Посмотрел в зеркало: лицо красное, припухшее, губа в крови, но без синяков, никаких повреждений — легко отделался. Умылся. Прошел в спальное помещение к своему шконарю, вытерся и вышел в локалку, где тасовался отряд. Не было ни обиды, ни огорчения, я не чувствовал себя побежденным, наоборот, был очень доволен, что в такой кутерьме сохранил очки и лицо и не дал затащить себя в козлодерку. Побит, но не поддался. Когда имеешь дело с дюжиной озверевших хулиганов, это не поражение. Минут через пять меня позвали в кабинет отрядника. «Что случилось? Вас били? Кто?» — с казенным лицемерием спросил молодой зам. Сейчас я ему выложу, кое-кого посадят в ШИЗО, и зона меня пригвоздит репутацией «козла». Умница, далеко пойдет.
