Как жить? - Алексей Александрович Мясников

Хочется говорить о розах. Ну, или как там у Берлиоза в «Фантастической симфонии»: «Не поля — это сон о полях». Или в свое время наш критик Анненский Л. — «Жажду беллетризма!» Вот и я жажду чего-то, поля необозримые цветут красным маком.

…Приехал я как-то в Горный Алтай, там столица так и называется — Горноалтайск. Автономия в Алтайском крае. Был я в командировке, и люди из местного руководства повезли меня в горы. Горноалтайск и так в горах, а мы поехали выше, где самые чистые краски, и Катунь внизу царственно шествует, полощет синей лентой по глазам, уходя в горах за поворотом.

Была у них водка с желтыми этикетками, рисовая, вьетнамская, что ли? Сидели, и все шло хорошо. Я любовался четким рисунком гор и чистым цветом всего, что здесь произрастало. Ясность была необыкновенная. Такой я не видел никогда и по сей день. Спутники мои, кажется, не замечали этого, они живут здесь, вроде как мы на городских помойках.

Да я не сравнивал. Просто дышал, пил водку и радовался. Весна ли была, или так уж высоко мы забрались, но где-то еще снег лежал и сиял лоскутами. Мы делали шашлык (мы — это звучит гордо, я тут не участвовал). Ненавязчивые разговоры. Костер. И все же я думал, как сюда попал.

Не считал, сколько у меня было командировок в Алтай. Был я и в Рубцовске. А тут помню только, как прилетел в Барнаул. Зашел вечером в ресторан, а там сидит знакомый москвич, из кино или художник — шапочное знакомство. Мы с этим художником оказались в квартире с двумя девками. И до утра, он — одну, я — другую.

Потом я поехал в Бийск. Сранный такой городок, жрать нечего, котлеты вонючие, наплевать — здесь я проездом. А вот чего нельзя было упустить — так это Сростки. По пути в Горноалтайск.

Остановили в Сростках машину. Где жил Шукшин? Показывают новый бетонный дом, который он построил для матери. Как раз у горы Пикет. Холм такой, — он в «Печках-лавочках», — и, вообще, собирались после смерти Макарыча туда ежегодно со всей страны. Теперь об этом что-то не слышно.

А ведь смотри, какой Алтай! Раньше славился пшеницей, потом тракторами Рубцовска, а теперь, видно, там ничего не осталось: ни Шукшина, ни Евдокимова, да и Золотухина — ни. Грустно без них.

Когда я там был? Год или два после смерти Василия Макарыча. Повели меня ниже, в дом, где он жил с матерью и репрессированным отцом, которого он из-за младости лет даже не помнил. Разверстка в 30-х была такая: столько-то от каждого города, района надо было посадить — 10 % как врагов народа.