Алишер вообще вел себя отвратительно. Не сводил с меня синих своих глаз (что само по себе могло бы быть приятно и даже очень), но совсем не в том смысле. Он то хохотал, то вдруг замолкал на секунду, чтобы тут же расхохотаться еще сильнее. Надо мной, следует полагать. Я вдруг подумала, что для них я - замурзанный экспонат далекого несовершенного мира. Ладно, что ж поделаешь, но ощущать все это было, честно скажу, довольно неприятно.
На следующий день встала рано. Я еще не знала, что сегодня мне предстоит, но все равно, пускай не думают, что я засоня. Хотя вообще-то встаю после десятка окриков и предупреждений. Мне сказали, что я буду убирать вместе со всеми хлопок и дали такую колясочку, на которой помещался блестящий толстый цилиндр, а от него отходила черная труба. Вся эта техника оказалась индивидуальным хлопкоуборочным агрегатом, нажмешь кнопку, и он действует наподобие пылесоса - глотает хлопок из коробочек, и все дела!
- У нас норма - двести, - сказали мне. Я сперва дар речи потеряла, а потом прикинула и говорю:
- Э, я с такой техникой не двести, а тонну соберу!- Себе же думаю: ну и ну, замечательный мир, норма всемеро против нашей.
Только хвасталась я напрасно. Не прошло и десяти минут, как чудо-агрегат довел меня до белого каления,. Так эту трубу тяжко как следует направлять на хлопок. А если все же сумеешь, что-то внутри блестящего цилиндра щелкает, и он отключается. Я чуть не плачу, сейчас, кажется, готова все бросить и уйти, но гордость не позволяет. Наконец, в мучениях, но одну грядку одолела. Только глянула - как была моя грядка белой, так и осталась, хоть снова проходи. А хлопок, что собран, с землей перемешался. Стою, еле дышу от усталости и с непривычки, а уж тут как тут одна девица, Гульнара зовут, я со вчера запомнила, - донес ей кто, что ли? Так над хлопком заубивалась, а на меня - ноль внимания.
- Чтобы до вечера сделала грядку как облизанную! - Это она мне, значит, приказывает. Ничего себе здесь порядки, гостья, не гостья, а жалеть они, похоже, никого не собираются. И как приказывает... Мне сейчас же наш бригадир Хикмет вспомнился.
А назавтра еле я вышла в поле, так от проклятой трубы ломило руки. До половины сделала грядку, села. Девушки рядом сказали, что за меня поработают, а я ушла к себе в комнату, до вечера лежала, все думала, чем же здесь оказалось лучше, чем у нас. В смысле еды если только.
Но надо тут же сказать, что на следующий день мне разрешили на работу не ходить. А еще два дня я сама не ходила. Пока вроде никто на меня не сердился, разговаривали по-прежнему приветливо, 1 в столовой тоже ничего, кормили. И все-таки хорошего помаленьку. В один прекрасный вечер пришла ко мне Клара и с убийственной ихней вежливостью сказала, что лежать день и ночь вредно для здоровья. Я за эти дни совершенно обленилась и тут, недолго думая, брякнула:
