— Я ездил бы больше, — сказал он, — если бы я мог видеть разницу между одним местом и другим.
— Пробовали вы побывать в центральной Африке? — спросил я.
— Раз или два, — ответил он. — Это напоминает мне всегда Кьюский сад.
— А Китай? — спросил я.
— Нечто среднее между тарелкой и Нью-Йоркским предместьем.
— А Северный Полюс? — попробовал я, думая, что в третий раз я успею.
— Ни разу не добрался до него, но раз доехал, все-таки, до мыса Гаклит.
— Как это подействовало на вас? — спросил я.
— Это на меня совсем не подействовало, — ответил он.
Разговор перешел на женщин, веселые компании, собак, литературу и тому подобные вещи. Я нашел, что он знает обо всем и утомлен всем.
— Они меня веселили, — говорил он о женщинах, — до тех пор, пока не сделались слишком серьезными. А теперь они просто поглупели.
В эту весну я вошел с Биллем в более тесные отношения, потому что случайно, спустя месяц после нашего разговора, мы оба очутились в гостях у одной очаровательной женщины, и я более полюбил его. Он был очень полезным человеком. В вопросах вкуса можно было всегда следовать его примеру. Все знали, что его галстуки, его воротники, чулки и все всегда было правильно, если не самой последней моды.
На социальных тропах он был незаменим в качестве руководителя, философа и друга. Он знал все и обо всем, был знаком с прошлым каждой женщины и метко высказывался о будущности мужчин. Он мог показать угольный сарай, где в дни невинности играла графиня Гленлеман. Мог вас повести на завтрак в кондитерскую около Майененрода, где ее «основал в 1820 году» Самуил Смит, родной брат всемирно известного романиста Смита Страстфорта, проводивший на прибыль от своих котлет и хлеба с колбасой свое некритикованное и не фотографированное существование. Он мог сразу сказать, какая торговая фирма с кем была связана и сколько заплачено за каждый титул баронета в последние двадцать пять лет. Он мог бы вместе с королем Карлом сказать, что никогда не сделал ни одной умной вещи. Он презирал или только говорил, что презирает большинство людей, а те люди, мнение которых чего-нибудь стоило, открыто презирали его.
Так я думал о нем до тех пор, пока в один прекрасный день он не влюбился, или, говоря словами Тедди Тидмарша, который доставил нам эту новость, «он втюрился в Герти Ловелль, знаете, эту красноволосую», объяснил Тедди, желая отличить ее от ее сестры, которая недавно приобрела более модный золотой оттенок волос.
