На этом стою я, Декарт. И это мое правило не изменилось после того,
как я, подвергнув проверке все, что я знаю и могу знать, понял: я могу узнать
все, все могу научиться делать, кроме одного, – кроме моего собственного Я, кроме
моей собственной «души», которая умеет «мыслить» обо всем остальном, включая
сюда и самое себя. Мое собственное Я, моя «душа», мое собственное «мышление»,
мой собственный «интеллект», «разум», «рассудок» (это все слова, обозначающие
одно и то же) – вот то величайшее из чудес мироздания, которое невозможно ни
понять, ни объяснить, ни вновь воссоздать, если оно исчезнет.
Правда, я хорошо знаю, как именно это «Я» действует, и могу
перечислить те правила, по которым строятся все его действия, – ведь я сам все
эти действия и произвожу. Странно было бы, если бы я не мог проследить, что и
как я делаю сам, когда «мыслю». Я могу совершенно точно описать, как действует
мое Я. Но не могу ни понять, ни объяснить, ни описать – ПОЧЕМУ оно вообще
способно все это делать... В этом-то и чудо.
Ибо «объяснить», как я думаю, – это значит ответить на вопрос «почему?»
и «почему так, а не иначе?», а не просто описать вещь, как она выглядит. Ответить
на вопрос «почему?» – значит точно указать на ту другую «вещь», которая
активно, своим собственным действием, вызвала к жизни интересующую меня и описанную
мною вещь как свое «следствие».
Правда, лет через двести – триста после моей земной кончины найдутся
люди, которые скажут, что единственной заботой Науки должно быть одно лишь описание
тех или других вещей и что наука должна отвечать лишь на вопрос «как», а вопрос
«почему так, а не иначе», оставить в покое. Но я, Декарт, полагаю, что это –
просто уловка ленивых и недобросовестных людей, не желающих или не способных
взять на свои плечи труд научного объяснения и выдающих эту свою неспособность
и лень за добродетели.
Конечно же, я, Декарт, не хуже их знаю, что «причину» найти очень
нелегко, а в некоторых случаях и вовсе невозможно. Но разве это можно считать
основанием для вывода, что «причины» искать и не нужно? Ведь если это было бы
так, то зачем тогда вообще Наука?
Я думаю, что если Наука не отвечает на вопрос «почему?» – т.е.
не дает причинного объяснения вещи, а только эту вещь описывает, только рассказывает,
как эта вещь выглядит, – то это и не есть Наука, как достоверное знание
о вещах, а всего-навсего систематизированное описание моих или чужих представлений,
только плод Воображения, а не Разума. Не зная «причины», я не знаю тех условий,
при которых интересующая меня «вещь» возникает с необходимостью, а не по чуду,
и потому не могу активно – по своей воле – эту вещь вызывать к жизни, создать
или воссоздать ее своим собственным действием. Иначе говоря, не зная «причины»,
я и сам не могу выступить в роли «причины» возникновения этой вещи, не могу повторить
акт ее творения.
