Но как всякий обвал в горах, стирающий в конце своего пути целые
селения и сметающий как былинки стволы столетних деревьев, начинается с падения
крохотного камешка, так и тут.
Спиноза стал на путь, сделавший его подлинным родоначальником теоретически-философской
культуры последующих столетий, всего-навсего там, где, выйдя из одной церкви,
он не пошел в другую, а остался на улице.
Там, где вынужденный выбирать между двумя хорошо проторенными дорогами,
одна из коих вела в синагогу, другая – в христианский храм, он остановился, задумался
и выбрал свою, новую, никем не хоженую дорогу – дорогу самостоятельного размышления
над коренными проблемами века. Да, по этой дороге не ходил никто из лично знакомых
ему людей. Наоборот, все лично знакомые ему люди предостерегали его от такого
шага, приводили в пример горестную судьбу Джордано Бруно, Уриеля Дакосты и прочих
«вольнодумцев», отщепенцев, изгоев, которые отступили от веры отцов и не нашли
счастья в другой вере, в вере отцов чужих...
Но в поле его зрения все же были уже люди, отваживавшиеся пуститься
в смелое путешествие по океану самостоятельного мышления – мышления, которое
старается во всем докопаться до конца, до последних оснований, и не принимающее
на веру, на слово ничего, что не выдержало бы самой придирчивой критической проверки.
Такой человек уже жил. Некоторое время он жил даже в том же самом Амстердаме,
почти в то же самое время, когда Спиноза учился выговаривать первые слова и делать
первые шаги. Вряд ли Спиноза видел Декарта, но Декарт, может статься, и скользнул
своим внимательным взглядом по лицу мальчика, гуляя по улицам города. Может быть,
кто знает.
Но Спиноза встретил Декарта, как автора книг, учивших людей мыслить,
ничего не принимая слепо, на веру. Абсолютно ничего, даже – как это ни парадоксально
– существования окружающего мира, даже существования бога, даже существования
своего собственного тела. И то, и другое, и третье Декарт требовал доказать.
И показывал, что это доказать можно, – и так же строго, как теорему Пифагора...
Декарт и сказал ему, что кроме синагоги, христианской кирхи и Биржи
существует еще один храм – библиотека, храм Науки, храм теоретического мышления,
где нет другого авторитета, кроме мыслящего Я.
В него Спиноза и направил свои стопы, обойдя стороной и биржу,
и синагогу, и костел. Он продолжил путь Декарта там, где остановился Декарт,
и ушел по этому пути горазда дальше, чем кто-либо из других последователей Декарта.
Так далеко, что мы, живущие триста лет спустя, во многом видим его идущим рядом
с нами. И не потому, что мы отстали на триста лет, а потому, что он на триста
лет опередил время. Пока это звучит как заверение. Но мы постараемся это доказать.
