Катерина ахнула и в ужасе закрыла лицо руками. Меня чуть не вывернуло наизнанку. Невозмутимость сохранил только Ширяев.
— Ничего не трогать! Всем выйти! — скомандовал он, и помчался звонить в милицию.
— Радик! — спохватился я. — Он же там совсем один!
Я бросился на второй этаж.
Дверь "детской" оказалась заперта. На мой стук мальчик ответил не сразу. Только после третьей настойчивой "дроби" я, наконец, услышал его голос.
— Кто там?
— Радик, это я, — сказал я, — дядя Женя. Открой, пожалуйста!
— Зачем? — в голосе ребенка промелькнул испуг.
— Я хочу убедиться, что с тобой все в порядке.
— Со мной все в порядке.
— И все-таки, открой.
— Не открою.
— Почему?
— Я хочу спать.
— Да оставь ты его, — раздраженно бросил подошедший Ширяев. — Цел, и ладно. Опергруппа сейчас будет. Давай пока осмотрим остальные комнаты. Может, убийца прячется где-то здесь. Кстати, ты хорошо запомнил его силуэт?
— Честно говоря, не очень, — признался я. — Он промелькнул слишком быстро.
Хорошенько обыскав весь второй этаж, мы так никого и не нашли…
Мое желание "уйти в отставку" Баруздин воспринял спокойно. Он не проявил даже малой толики каких-либо эмоций.
— Ну, что ж, хочешь уйти — уходи, — пожав плечами, заявил он. — Удерживать тебя насильно я не стану. Хотя, признаться, твое решение меня не радует. Ты хороший сотрудник.
— Роман Олегович, но я действительно больше не могу! — в сердцах воскликнул я.
И это было чистой правдой. Прошедший день меня просто доконал. Сначала это "мурыженье" в прокуратуре, затем — страшная ночь, а под утро, когда приехала милиция, — новый допрос, отнявший у меня последние остатки сил.
Молоденький лейтенант, проводивший дознание, был настроен по отношению ко мне крайне враждебно. Уж не знаю, чем я ему не понравился, но он разговаривал со мной так, как будто старуху убил именно я, и как будто моя вина в этом убийстве была уже полностью доказана.
— Собирайся, — приказал он. — Поедешь с нами. Ты задержан.
От следственного изолятора меня спас Баруздин, примчавшийся сразу же после звонка сестры. Он отвел ретивого служаку в сторону и долго его в чем-то убеждал, пока тот, наконец, с ним не согласился. Мое задержание не состоялось.
Немного поразмыслив, я решил, что приключений с меня хватит.
— …Хотя, должен тебе признаться, ведешь ты себя сейчас не по-мужски, — продолжал Баруздин. — При первом же стрессе расклеился, как кисейная барышня. Наши ребята тебя не поймут. Они тебя уважать перестанут. Даже руки не подадут. Мужик должен быть мужиком, а не размазней.
