Та брезгливость, с какой взглянула на него Лидия Ивановна, недвусмысленно свидетельствовала, что она ставит его искренность ни во грош.
"Однако, бабуля крепка, — подумал я. — Другая на ее месте валялась бы без чувств. А эта не только держит себя в руках, но еще и других гоняет".
— Ой, мама, Вас же надо где-то разместить, — спохватилась Катерина.
— Я уже разместилась, — отрезала Лидия Ивановна. — И хозяйку из себя не строй! Ты ею здесь не станешь!
Она обернулась и пошла прочь. От меня не укрылось, какой дикой злобой зажглись глаза Катерины. Она выразительно посмотрела на своего брата. Тот озабоченно нахмурил лоб. Поглядев старушке вслед, они молча проследовали в спальню…
Проститься с Карпычевым по-человечески мне не дали. В день похорон к дому подкатил милицейский УАЗик. Ширяев со злорадным блеском в глазах сообщил, что это за мной.
— На допрос, — пояснил он.
Я пробовал уговорить блюстителей закона перенести визит в прокуратуру на другое время, но им все было "до лампочки".
— Это ненадолго, — успокоил меня долговязый сержант. — Всего на полчасика.
Обещанные "полчасика" продлились до сумерек.
Следователь, с виду добродушный пожилой дяденька с круглым лицом и тронутыми проседью пышными усами, на двери кабинета которого значилось, что его фамилия Романчук, и что он — "по особо важным делам", прессовал меня с какой-то фанатичной страстью. Он явно задался целью сделать из меня убийцу. Но я от своих показаний не отступал.
— Карпычева и его гостя я повез к оврагу по их просьбе, — говорил я. — Там они вышли, спустились вниз, и больше я их не видел. Что происходило в овраге — я не знаю. Было темно. Стоял туман.
Всю мистическую подоплеку произошедшего я, разумеется, опустил.
Романчук заставлял меня отвечать на одни и те же вопросы снова и снова. Я рассказывал одно и то же по восемь-девять раз.
— Ладно, — наконец, проворчал он, видимо, отчаявшись уличить меня в противоречиях, — пока свободен.
— Пока? — переспросил я, подписывая протянутые мне листки бумаги.
— Пока, — утвердительно кивнул Романчук.
Его жесткий взгляд не оставлял сомнений, что будь у него хоть одна мало-мальски серьезная улика, указывающая на меня, он бы без раздумий упрятал меня за решетку.
Когда я вернулся обратно, я от усталости буквально валился с ног. Я мечтал только об одном — бухнуться в кровать и переместиться в царство Морфея.
— Что, отпустили? — поинтересовался открывший мне калитку Ширяев, пристально оглядывая меня с головы до ног.
