Мои ноги приросли к полу. Сказать, что я испугался — это не сказать ничего. Моя душа буквально ушла в пятки. Я словно окаменел от ужаса, и, как зачарованный, продолжал смотреть в ту точку, где проявилось видение. Но оно больше не возвращалось.
В мои ноздри ударил слабый запах гари.
Призрак!…
С самого раннего утра дом Карпычева стал напоминать осажденную крепость. Его буквально окружили журналисты. Они просто поражали своей наглостью. Сталкиваться с репортерами мне доселе никогда не доводилось. Может, поэтому я раньше и относился к ним с доверием и уважением. Но с того дня мое мнение о них круто изменилось. Я убедился, насколько это препротивный народ.
Потерпев неудачу в попытках пообщаться с домочадцами погибшего артиста (Катерина давать интервью категорически отказалась, а Радик заперся в своей комнате, и на все обращения в свой адрес отвечал грубыми "посылами"), корреспонденты беззастенчиво стали искать окольные пути для проникновения внутрь. Походив вокруг дома, но так и не найдя ни одной щели, сквозь которую можно было бы пролезть, пишущая и снимающая братия взобралась на кузова своих машин и нацелила объективы на просматривавшийся поверх забора двор.
Бедного Ширяева, когда он, сдав смену Панченко, вышел из калитки, едва не растерзали на части. С трудом отбившись от микрофонов и диктофонов, он еле-еле унес ноги.
Катерина пребывала в дикой ярости.
— Блокада! Осадное положение! Саранча! — гневно восклицала она, кивая на окно, когда я вошел на кухню, чтобы позавтракать. — Даже шторы открыть нельзя.
Я спросил ее про Радика.
— Откуда я знаю, ел он или нет? — раздраженно бросила Катерина. — Его голодом никто не морит. Пусть спускается и ест себе на здоровье. Я ему не официантка.
Хорошенько подкрепившись, я разогрел еще одну порцию картошки с бифштексом, добавил салат, хлеб и чай, поставил все это на поднос и понес на второй этаж.
Подойдя к "детской", я опустил поднос на пол, деликатно постучал и крикнул:
— Радик! Я принес тебе покушать. Выйди, возьми.
После этого я сразу ушел к себе. Спустя несколько минут до меня донесся легкий скрип двери и позвякивание тарелок.
"Ну, слава богу", — облегченно вздохнул я.
После полудня появился Баруздин. Он был не один. Вместе с ним приехали еще пятеро дюжих молодцев. В считанные минуты они навели на улице порядок. Вся корреспондентская рать, невзирая на шумные протесты, была оттеснена от забора метра на два.
— Ну, как тут у вас? — устало спросил мой шеф, войдя в дом.
