— Нет, — позевывая, ответил он. — А чего это ты один?
Мое сердце словно рухнуло вниз.
Я поставил машину на место, заглушил мотор, и, не пускаясь со своим напарником ни в какие объяснения, прошел в дом.
В доме царила мертвая тишина. Было непохоже, чтобы здесь беспокоились о долгом отсутствии хозяина.
Я поднялся в свою комнату, скинул с себя грязную и насквозь промокшую одежду, прилег на кровать, чтобы собраться с мыслями, и даже не заметил, как меня сморил сон…
Я бежал по какому-то темному, сырому помещению, полному коридоров, и никак не мог выбраться из этого лабиринта. Я лихорадочно сворачивал то вправо, то влево, но передо мной неизменно вырастали серые обшарпанные стены и новые повороты. Мне хотелось кричать, но я почему-то не мог издать ни звука, словно во мне напрочь исчез дар речи.
Вдруг я увидел дверь. Я с надеждой бросился к ней, схватил за ручку и распахнул. Перед моими глазами предстал огромный зеркальный зал. В центре этого зала стоял человеческий скелет. Скелет затрясся. Его голые кости стали постепенно покрываться жилами. Затем на них появилось мясо, следом кожа. Его голова повернулась и посмотрела на меня. Я узнал лицо Карпычева…
— Эй! Эй! Поднимайся!
Я очнулся. Кто-то грубо и настойчиво тряс меня за плечо. Я открыл глаза и увидел своего шефа.
Я приподнялся, помотал головой, выбрасывая из нее привидевшийся во сне кошмар, и протер глаза.
Чуть поодаль, у самой двери, стояла Катерина. На ее лице было такое отсутствующее выражение, что, казалось, она спит с открытыми глазами.
— Где Карпычев? — сурово спросил Баруздин и выжидательно умолк.
— Не знаю, — честно ответил я.
— Как это не знаешь? — повысил голос мой шеф. — Кто увозил его вчера вечером? Ты!
— Не знаю, — снова повторил я, и подробно рассказал о том, что приключилось накануне.
— Что за бред? — нарочито растягивая слова, с нескрываемым сомнением в голосе, произнес Баруздин, выслушав мою историю. — Как они могли бесследно исчезнуть? Ты уверен, что не перепутал сон с явью?
— Уверен, — твердо ответил я.
Баруздин пристально посмотрел на меня. От его взгляда мне стало неуютно. В воздухе явственно ощущалось напряжение.
— Во мне, как и во всяком человеке, на уровне подкорки, конечно, заложена физиологическая потребность верить людям, — подчеркнуто спокойно проговорил мой шеф. — Но по отношению к твоему рассказу этот инстинкт почему-то не срабатывает. Все ли было действительно так? Может, все-таки, что-то было не так?
