Но ответом мне было только эхо.
Хлынул ливень. Мне пришлось спрятаться в машине. Ненастье бушевало долго. Когда дождь, наконец, утих, я вылез наружу и продолжил поиски.
Я шел по периметру склона, не переставая выкрикивать имя-отчество известного артиста. Но он по-прежнему не отзывался.
В моей голове, словно испуганные летучие мыши, затрепыхали разные нехорошие предположения.
Сделав по склону полный круг, я решил спуститься вниз.
Боже, как это было страшно! Все вокруг представлялось мне угрожающим. Я весь покрылся потом. Дыхание стало прерывистым. Колени дрожали. Все тело бил озноб. Мое состояние приближалось к истерике. Я уже не просто кричал, я буквально вопил:
— Геннадий Матвеевич! Геннадий Матвеевич!
Но до моих ушей доносился только стук собственного сердца.
Пройдя по дну оврага от начала и до конца, я так никого и не встретил.
Измученный, растрепанный, вымокший до нитки, обмазанный грязью с ног до головы, я снова вышел к яблоневым садам. Карпычевская "Тойота" продолжала стоять на своем месте. На горизонте тем временем забрезжили первые лучи солнца.
Немного отдохнув, и дождавшись, пока посветлеет, я снова спустился в Голосов овраг. Я облазил его вдоль и поперек, осмотрел каждое деревце, каждый куст, каждую травинку, стремясь обнаружить хоть какой-нибудь след. Но все мои усилия оказались напрасны.
Я опять вернулся к машине. Присев рядом с ней, я обхватил руками подогнутые колени, и стал думать, что делать дальше.
Усталость и изнеможение буквально валили меня с ног. Я был голоден. Меня мучила тошнота. Голова болела. По лицу градом катился пот. Я пребывал в глубоком смятении, и чувствовал себя совершенно беспомощным.
Вдали показалась стайка ребятишек. Они шли и весело о чем-то переговаривались между собой, держа удочки на плечах. Очевидно, они направлялись на рыбалку. Поравнявшись со мной, они смолкли и, бросая на меня опасливые взгляды, резко ускорили шаг. Мой вид их явно чем-то напугал.
В моем ухе раздался раздражающий нервы писк. Я с размаху уничтожил усевшегося на щеку комара. И тут мне в голову стукнула мысль. А может, Карпычев со своим дедом на самом деле никуда не исчезали? Может, они дошли до другого края оврага, поднялись наверх, и, чтобы не возвращаться, направились пешком прямехонько домой, и уже давным-давно сладко посапывают в своих постелях?
Ободренный этой идеей, я прыгнул в машину.
Едва въехав в ворота, я опустил стекло и спросил заспанного Панченко:
— Карпычев с дедом вернулись?
