— Не убивайте! Умоляю! Возьмите все, что хотите! Только не убивайте!
Его вид был до того жалок и унизителен, что мне стало противно. Я поморщился и с отвращением сплюнул.
— Пойдем отсюда, — сказал я Радику. — Мне от них тошно. Это не люди, а шакалы. Они не стоят даже того, чтобы с ними разговаривать.
— Возьмите деньги! Возьмите еду! Только не трогайте нас! — продолжал визгливо верещать хозяин кафе.
— А-а-а! — ныл его сынишка.
— Я уважать себя перестану, если прикоснусь к твоей еде, — бросил ему я, и, увлекая за собой своего спутника, направился к трассе.
— Погоди, я сейчас, — вывернулся Радик.
Он подошел к толстому увальню, и так всадил ему кулаком по скуле, что тот кубарем чебурахнулся на землю.
— В расчете! — резюмировал мой спутник, потирая ушибленные костяшки пальцев…
Радик, понурив голову, плелся за мной, ожидая, что я с минуты на минуту устрою ему жуткий разнос. Я и в самом деле поначалу хотел задать ему хорошую трепку. Но, уловив, что ребенок понял свою ошибку, и переполнен чувством вины, я счел это излишним.
— Мне стыдно за тебя, — лишь тихо и спокойно сказал ему я. — Твой герой, которого ты играл в кино, после этого не подал бы тебе руки, и совершенно перестал бы с тобою знаться. Опуститься до такого постыдного воровства! Твое счастье, что Геннадию Матвеевичу не довелось это увидеть. Я не уверен, что после этого он продолжал бы считать тебя своим сыном.
Мои негромкие, но суровые слова резанули мальчика похлеще самого грозного окрика.
— Я хотел есть, — жалобно протянул он, и зашморгал носом.
Видя, что мой спутник может совсем расклеиться, я остановился, привлек его к себе, и ободряюще потрепал по плечу.
— Будем считать, что ничего этого не было. Но чтобы я подобного больше не наблюдал. Ты не какой-то там беспризорник. Ты сын Карпычева. Так держи эту марку с честью, и не позорь своего отца.
— Угу, — всхлипывая, откликнулся Радик.
Мы продолжили шагать вперед. Отдалившись от злополучной "харчевни" на порядочное расстояние, мы решили заночевать, невзирая на то, что вокруг была сплошь открытая равнина. Мы сбросили сумки и, приспособив их в качестве подушек, расположились на земле.
— Дядь Жень, — окликнул меня мой спутник, — а у тебя жена есть?
— Была, — ответил я.
— Вы развелись?
— Развелись.
— А кто от кого ушел, она от тебя, или ты от нее?
— Она от меня, — честно признался я.
— А почему?
— Ей хотелось роскошной жизни. А тут зажиточный поклонник появился. Вот и расстались. Я ведь человек небогатый. А в последние годы и вовсе влачил жалкое существование. Балашов — это не Москва. Там сейчас работать практически негде. Как к капитализму перешли, так все предприятия рухнули. В том числе и завод, на котором я трудился. Многие мои сослуживцы в торговлю подались. А из меня торгаш — как из слона балерина. Не умею я продавать. Не по мне это. Так что приходилось перебиваться случайными заработками. Кому машину починю, кому ремонт в квартире сделаю. Жили в основном на зарплату жены, и на пенсию матери. В конце концов, моей супруге это надоело.
