— Дядь Жень, ешь. Я уже наелся.
Маленький кусочек лаваша нас, конечно, не насытил. Он только еще больше раздразнил наш аппетит.
Хозяин кафе вместе со своим сыном, словно в издевку над нами, вынесли на улицу кучу тарелок, и, насмешливо поглядывая в нашу сторону, принялись поглощать их содержимое. Им словно доставляло удовольствие причинять другим боль. А нам наблюдать за ними было действительно больно. Я никогда не думал, что вид того, как едят другие, способен доставлять такие мучения. Аромат жареного мяса и тушеной картошки заставлял судорожно сжиматься наши желудки и агрессивно бурлил кровь.
Самым правильным для нас было, наверное, встать и уйти. Но мой спутник выглядел настолько измотанным, что я так и не решился прервать его отдых.
— Твари!
Я демонстративно повернулся к кафе спиной, и принялся молча созерцать отсвечивающие багряным закатом верхушки видневшихся впереди гор. Пейзаж был необыкновенно красив. Правда, я это не чувствовал, а лишь осознавал, чисто механически. Чтобы получать полноценное удовольствие от красоты природы, нужна если не беззаботность, то, по крайней мере, необремененность жизненными невзгодами. Тяжело настроиться на лирику, когда твоя жизнь превратилась в самый настоящий ад.
Вскоре совсем стемнело. Голоса хозяина и его сына смолкли. Они ушли внутрь, оставив на столе недоеденный ужин, и, судя по доносившимся из помещения звукам, сосредоточились на просмотре демонстрировавшегося по телевидению кинофильма.
Радик немного пришел в себя. Выражение его лица несколько поживело. Он покосился на "харчевню". По тому, как хищно при этом заблестели у него глаза, я понял, что он что-то задумал. Не желая навлечь из-за него на свою голову какое-нибудь новое приключение, я привстал и бросил:
— Отдохнул? Пошли.
— Дядь Жень, погоди, — заговорщически прошептал мой спутник.
— Что такое? — спросил я.
— Надо немного разжиться провиантом.
Не успел я его остановить, как он вскочил на ноги, и на цыпочках стал приближаться к кафе.
— Радик! Вернись! Вернись сейчас же! — громким шепотом позвал его я.
Но мой спутник не реагировал.
Он подкрался к неубранному столу, схватил с него надкусанный лаваш, прижал его к груди, и бросился обратно ко мне.
В ту же секунду из дверного проема вылетели хозяин с сыном. Догнав мальчика, они подсечкой свалили его на землю и принялись зверски избивать.
— Ах ты, воровское отродье! Ах ты, голодранец!
Радик съежился и закрыл голову руками. Удары не прекращались.
