— Па-а-ап!
Появился хозяин. Его маленькие, круглые, заплывшие жиром глазки в первые мгновения выражали радушие и гостеприимство. Но когда он увидел перед собой ребенка, от его приветливости не осталось и следа.
— Чего тебе? — строго спросил он.
— Есть хочет, — пояснил увалень.
— Пожалуйста. Есть зеленые щи, жаркое, салат.
— Да нет, — смущенно потупил взор Радик. — Нам бы чего попроще.
Хозяин пристально оглядел его с головы до ног, бросил взгляд на меня, величаво сложил руки на груди, и искривился всем мясом своего упитанного лица.
— Самое дешевое — четвертинка лаваша, — пренебрежительно произнес он. — Двенадцать рублей.
— А за десять нельзя? — простодушно спросил мой спутник. — У нас больше нет.
Хозяин переглянулся с сыном и усмехнулся.
— Ладно, — снисходительно кивнул он. — Давай свои десять.
Радик протянул ему деньги. Хозяин недоверчиво повертел купюру в руках, просмотрел ее на свет, пощупал, после чего сказал:
— Хачик, принеси четвертинку лаваша.
Увалень отложил журнал и с нарочитой неохотой поднялся с места.
— Ходят тут всякие бродяги, — раздраженно проворчал он.
Вернувшись, он швырнул моему спутнику лаваш так, как собаке кидают кость. Радик побагровел и возмущенно посмотрел на хозяина. Но на лице того играла лишь брезгливая улыбка. Мой спутник нервно развернулся. В спину ему раздался издевательский смех.
Когда Радик подошел ко мне, на нем буквально не было лица.
— Дядь Жень, ты видел? — яростно спросил он. — Ты видел?
— Видел, видел, — вздохнул я. — Что поделать, придется стерпеть. Такое у нас сейчас положение.
— Свиньи! Ничего, дядь Жень, мы сюда еще заглянем, — мстительно прошипел мой спутник; его голос дрожал от негодования. — Мы им покажем, кто мы такие. Посмотрим, какие у них будут физиономии. Они вокруг нас еще "танец маленьких лебедей" плясать будут.
— Неужели скоро все так сильно изменится? — недоверчиво спросил я.
— Изменится, — пообещал мой спутник. — Вот увидишь.
Он аккуратно разделил кусочек лаваша на две половинки, и одну из них протянул мне.
— Нет, нет, — стал отмахиваться я. — Не надо. Кушай все. Обо мне не беспокойся. Я потерплю.
— Дядь Жень, — тоном, не терпящим возражений, проговорил мальчик. — Не выделывайся.
Он положил мою долю мне на колено и впился зубами в хлеб.
Это была, наверное, самая душещипательная картина, которую я видел в своей жизни. Радик проглатывал куски с такой остервенелой жадностью, что у меня защемило сердце. Я снова попытался предложить ему "дополнительный паек", но он решительно отвел мою руку в сторону.
