Разобрав еще три доски, я опустил голову в образовавшуюся дыру. Расстояние между дном вагона и землей было вполне достаточным.
— Значит так, — принялся я инструктировать Радика. — Первым вылезу я. После этого ты выбрасываешь сумки и выбираешься сам. Только будь осторожен. Ни за что не зацепись. Спускаться следует спиной к направлению движения поезда. Когда почувствуешь, что ноги достигли земли, резко оттолкнись, упади навзничь, и жди, пока над тобой не пройдут все вагоны. Понял?
— Откуда ты все это знаешь? — удивился мой спутник.
— В кино видел, — пояснил я.
Я подскочил к люку и выглянул наружу. Впереди обозначался поворот. За ним просматривалась разветвленная сеть линий электропередачи, — верный признак приближающейся станции.
— Приготовься, — сказал я мальчику, — сейчас будем тормозить.
Дождавшись, когда поезд замедлит ход, я глубоко вдохнул и перекрестился.
— Ну, с богом!
Опершись руками о края дыры, я принялся медленно и осторожно спускаться вниз. Когда мои пятки стали задевать шпалы, я задержал дыхание, сгруппировался, и резко "нырнул". Затылок и спину пронзила боль. Я вжался в землю. Жуткий лязг проносившихся по обе стороны колес был сродни шуму опускавшейся гильотины. Меня пробрала дрожь.
Когда надо мной появилось небо, я перевел дух, привстал, и победоносно посмотрел вслед удалявшемуся поезду. Получилось!
Но где Радик?
Я с беспокойством вгляделся в даль, и испытал невероятное облегчение, когда увидел своего спутника живым и невредимым. Он со всех ног мчался ко мне.
— Дядь Жень! Дядь Жень!
Я помахал ему рукой, поднялся на ноги и последовал навстречу…
Перед нами снова вилась дорога. Вокруг нас снова властвовали изнуряющий зной и забивающая глаза пыль. Настроение было ни к черту. Голодные и измученные, мы угрюмо брели вперед, чувствуя себя отверженными от всего остального мира. Солнце постепенно заходило за горизонт. Его предзакатные лучи напоминали оттенки замирающей мелодии.
"Дурак! Дурак! — ругал себя я. — Не высунь я нос из вагона, мы бы сейчас продолжали ехать, и назавтра, глядишь, были бы у цели".
Видимо, мое негодование слишком отчетливо вырисовывалось на моем лице. Чтобы его прочесть, Радику хватило одного-единственного взгляда.
— Дядь Жень, чего ты переживаешь? — проговорил он. — Ведь мы живы, и на свободе.
Будучи наполненным злобой по отношению к самому себе, я оставил его реплику без внимания. Мой спутник почему-то воспринял это как недобрый знак, и стал бросать на меня беспокойные взгляды.
