Я просидел ту ночь в «Иероглифе» и чуть не замёрз насмерть.
А когда пришёл утром — мои вещи валялись у дверей блока. Мадам Цербер молча выдала мне ключ от комнатушки в конце коридора на шестом этаже — похоже, здесь редко жили, а чаще хранили инвентарь — вёдра, тряпки и всё такое.
А теперь меня вызывает ректор. И я догадываюсь, почему.
Брюс, кабинет ректора, 12 апреля 2010 года, 9:55
— Мсье Деверо, — ректор жестом пригласил меня сесть. — Мне очень жаль, что с вами так обошлись сокурсники. Если вы знаете, кто из них мог так поступить, я хотел бы знать.
У меня его предложение вызвало отвращение — и так ведь знает, и знает, что будет, напиши я такую жалобу. Я просто пожал плечами.
— Мсье Деверо, — ректор положил на стол папку. — У вас не очень хорошо складываются отношения с другими студентами, и думаю, вам пора задуматься, почему. Университет живёт на принципах сотрудничества, братства и уважения. Если все начали избегать вас, вам следует задуматься и что-то изменить в своей жизни.
«Иначе на следующий учебный год вас здесь не будет», читалось в его взгляде.
— Я понял вас, мсье ректор, — вежливо отозвался я.
Он кивнул, взгляд его выражал трудно скрываемое презрение. Я никогда не видел мсье Лагранжа таким. Интересно, не побывала ли и здесь Ники, не оставила ли какую-нибудь жалобу или сплетню? Я ведь знаю, чувствую, что это её рук дело — что все начинают сторониться меня.
— И ещё один момент, — ректор снял очки. — Ваша анкета. Да, она придумана очень давно, в ней есть пункты сомнительной ценности, но вы не указали, что вашего отца была судимость.
Он что-то говорил ещё, я молча или почти молча соглашался, мне хотелось одного — уйти оттуда и никогда не возвращаться.
Уйти.
Да, именно так я и поступлю. Решение пришло неожиданно. Доучусь, чего бы то ни стоило, а затем перейду в другой ВУЗ, их много.
* * *
— Брюс, кто тебе мог такое сказать? — по голосу я понимал, что матушка чуть не потеряла дар речи. Я решил звонить из кафе, не с вахты общежития — в моей новой каморке телефона не было.
— Полиция подтвердила, ректор уже устроил мне сцену, — я не сдержался, говорил злым голосом. — Что с ним случилось? Почему он попал в тюрьму? Мама, ты что, думала, что я не смог бы понять? За кого ты меня принимаешь?
— Брюс, мы поговорим дома! Кто мог сказать такое, какой мерзавец?!
— Что было? За что его посадили?
— Брюс, — голос её неожиданно стал тихим. Самый неприятный. Лучше уж, чтобы она кричала или выговаривала, когда она говорит спокойно — значит очередная великая идея пришла ей в голову. — Я приеду, сама поговорю с ректором.
