Над блиндажом раздался оглушительный треск, плеснулся огонь, и затем все вокруг заволокло черным дымом. В маленьком блиндаже стало темно и душно от пыли, дыма и запахов едкой пороховой гари.
Командир оторвался от стереотрубы, крикнул:
— Куда?
В узкой щели, у самого входа в блиндаж, сидел на корточках гвардии старший сержант Николай Сучатов — молодой белокурый парень, родом из Сибири. Перехватывая на коленях телефонный аппарат, он ответил певуче, по-девичьи:
— В бере-езу! Так и срубил!
— Руку-то больно?
— Обтерпе-елся! — опять певуче и уклончиво ответил Сучатов; около часа назад осколком снаряда его ранило в руку выше локтя.
— Иди ты в санроту, иди! — закричал командир сердито. — Сказано ведь было: иди!
— Ничего! — с юношеским задором пропел Сучатов. — Обтерпелся! Теперь скоро! Как дадите команду — тогда можно пойти…
Земля поминутно вздрагивала. Вокруг грохотало. Там и сям плескался яростный огонь. В лесу было дымно, как на пожарище.
— Теперь скоро! — повторил Сучатов.
Командир взглянул на часы: да, скоро… Он схватил телефонную трубку, приложил к уху и, прислушиваясь, поморщил потный и грязный лоб.
Подберегая левую раненую руку, Николай Сучатов обеспокоенно подался вперед:
— Работает?
Командир кивнул головой.
— Вот окаянный, этот фашист! — сказал Сучатов, пожалуй, уже не командиру, а только себе. — Шесть катушек проводу попортил! Да провод-то какой!
В блиндаже посветлело. Теперь стал виден в углу блиндажа гвардии старший сержант Епифанцев. В наушниках, запыленный, он молча и сосредоточенно возился над своей рацией. Она попискивала жалобно, как напуганная птица.
Командир снова приблизился к стеклам стереотрубы. Она стала поворачивать свой хобот над блиндажом. Наблюдательный пункт был устроен на самой опушке леса, под тенью ветвистых берез. Солнце поднялось уже высоко. Оно быстро сгоняло туман с полей. Теперь хорошо была видна даль. В полусотне метров от наблюдательного пункта, вдоль проселка, по канавке, кое-где поросшей кустами орешника и крушины, цепью лежала пехота. У пехотинцев матово поблескивали каски. «Ждут, — подумал командир. — Сейчас они как на пружинах…» Перед пехотой — большая низина, поросшая чахлой, приземистой травкой и сплошь изрытая кротами. Еще дальше — гряда высот; одна из них, в центре, выше других, и над ней могуче поднялись коряжистые, слегка обожженные осенью клены. По этим высотам проходила линия вражеской обороны. Гитлеровцы там зарылись в землю, любой ценой стараясь преградить нам путь к берегам родной Балтики.
