— Не расскажешь?
Шишик медленно, цепляясь лапами за все швы куртки, съехал к нагрудному карману и протиснулся под клапан.
Чувствуя то ли свободу, то ли просто облегчение, Лёхин некоторое время смотрел на монотонно гремящий по карнизам дождь. Да так глубоко ушёл в созерцание, что не сразу расслышал странной тишины на крыльце. И потому обернулся легко, собираясь продолжить ненавязчивое общение с компанией студентов. И — остолбенел.
На крыльце, шагах в трёх от двери, стояла девушка (с таких, наверное, рисуют красавиц для сказочных иллюстраций) — прелестная, с наивно-кукольным глазастым личиком, в облегающей стройную фигурку черной одежде с разрезами до бедра и с неожиданно вызывающим декольте, она уверенно стояла на высоких шпильках…
Девушка мельком бросила взгляд на Лёхина. Тот улыбнулся в ответ, уже приходя в себя, и хотел было снова глянуть на дождь… Но…
Художники, тесно сплочённой компанией, хмуро и молчаливо смотрели на девицу. Странно, но в глазах многих из них ясно проглядывала враждебность. А вот физкультурники суетились вокруг неё, словно свита на выходе королевы. Один, например, счастливо млея, держал в руках маленькую дамскую сумочку и плотную папку на тесёмках, в которой озадаченный Лёхин вдруг узнал папку для нот. Пришлось бросить взгляд на вывеску корпуса, чтобы уточнить то, что давно знал, но как-то сегодня пропустил: здесь не только худграф, но и музпед… Второй физкультурник трепетно распахнул позади девицы длинный плащ, помогая надеть его.
Что-то зашебуршилось на куртке Лёхина. Держась за клапан, Шишик гневно пискнул что-то нелицеприятное в сторону девицы и снова утоп в кармане.
Лёхину, вообще-то, вся эта кутерьма надоела. Он уже поразмыслил над личной ситуацией и собирался покинуть крыльцо корпуса. Но его снова остановили. Остановило. Одно-единственное движение девицы. Всё так же молча и мягко улыбаясь, она застегнула плащ и… склонив головку, накинула широкий капюшон.
— Спасибо, мальчики, — грудным, пронизывающим до дрожи в коленках голосом сказала она физкультурникам, в упор не замечая насупленно-надменных лиц художников.
Она не пошла — поплыла с крыльца на дорожку и за угол. Поплыла так, что, даже упакованная в длинный плащ, заставила исторгнуть стон из сердец физкультурников.
— Ну и баба! — с наивным восхищением сказал один.
— Скажи спасибо, что не позвала, — брезгливо сплюнув, сказал патлатый художник, почти с ненавистью следивший за девицей. — С… такая, каких поискать.
