– Что ты ищешь? – спросила Катерина.
– Да то письмо, которое меня сюда привело, – пробормотал Виллим. – Где же оно? Не обронил ли?!
– На что ж оно тебе?
– Да хочу потом сыскать, кто его писал, аккуратиста этого, который меня сюда заманил. Оно конечно, спасибо ему, ведь я тут тебя встретил и помогу тебе уйти, а замыслено, чует мое сердце, было недоброе… А, вот оно где. – Он выхватил из-за отворота рукава письмо, да так и замер, подняв голову к вершине лестницы.
Катерина уловила напряженный, предостерегающий блеск его глаз – и на кончике языка удержала вопрос: «Что там?»
Впрочем, она уже и сама слышала, что наверху стучали копыта, слышались шаги и голоса. И вдруг из них выделился один – властный, раскатистый – голос, при звуке которого у Катерины подогнулись колени:
– Где эта нора? Катерина там? С кем? Не верю! – И раскатистое: – Матка моя! Катери…
Крик оборвался, послышался чей-то увещевающий голос:
– Тише, государь. Не позорьте императрицу попусту, если ее здесь нет. Ну и коли она тут… Подумайте о своих дочерях и о себе, о своей чести.
«Кто это такой умный?» – вяло подумала Катерина. Ей казалось, что все это происходит не с ней. Вдруг она вспомнила, чей это голос. Андрей Ушаков, глава Тайной канцелярии, в застенках которой насмерть запытали царевича Алексея, старшего сына Петра. Неужели теперь там же низведут во гроб и ее, застигнутую с любовником?!
– Боже мой… – прошептал Виллим. – Я был прав – это ужасная ловушка. Государь здесь… Он убьет нас сразу, если застанет в этой норе.
Да… Ничего иного ожидать не придется, особенно после той истории, которая разразилась совсем недавно!
…Случилось так, что секретарь Монса Егор Столетов и стряпчий Иван Балакирев, его служитель, начали спьяну и по дурости великой болтать – обсуждать, почему это их хозяин не женится. При сем присутствовал некто Матвей Ершов, который в глубине души весьма мечтал погубить Егора Столетова, в незапамятные времена устроившего ему какую-то пакость. Однако Матвей делал вид, что все распри позабыты, и втирался в доверие к Столетову как мог.
– Отчего же Монс так долго не женится? – спросил Ершов.
– Ну, ежели он женится, то кредит потеряет! – хохотнул весьма пьяненький Столетов.
– Какой такой кредит? – насторожился Ершов.
Столетов похихикивал, отмалчивался. Подражая ему, похихикивал и отмалчивался Ванька Балакирев.
Громче слов говорили многозначительные взгляды…
Матвей Ершов налил всем еще по стаканчику зелена вина и продолжил разговор. Так, постепенно, он выспросил у опьяневших болтунов, что у камергера Монса хранятся некие письма.
