Генерал Савари отправился с рапортом прямо к Пон-де-Брик к Императору, тогда как я и Жерар приехали ко мне, чтобы поболтать за бутылкой вина. Я думал застать Сибиллу у себя, но, к моему удивлению, ее и след простыл, и никто не знал, куда она исчезла.
Ранним утром на другой день меня разбудил вестовой Иператора.
— Император желает видеть вас, мсье де Лаваль,— сказал он.
— Где?
— В Пон-де-Брик!
Для того, чтобы выиграть в глазах Наполеона, нужно было быть прежде всего точным. Поэтому через десять минут я уже был на лошади, а через полчаса примчался в замок. Поднявшись по лестнице, я взошел в комнату Жозефины, где был также и Наполеон.
Императрица полулежала на кушетке в очаровательном кружевном на розовой подкладке капоте; Наполеон шагал по комнате в своей энергичной манере, одетый в весьма странный костюм, который он обыкновенно надевал в свободные от официальных занятий часы. На нем был белый халат, пунцовые турецкие туфли; голова была повязана белым шелковым платком; весь этот костюм придавал ему вид плантатора в Вест-Индии.
По сильному запаху одеколона я мог судить, что Наполеон только что вышел из ванны. Он был в прекрасном настроении духа, которое, по обыкновению сообщилось и Жозефине, так что меня встретили веселые смеющиеся лица. Трудно было поверить, что это доброе ласковое выражение лица, глаза, светящиеся гениальным умом, принадлежали тому же человеку, который в прошлую ночь пронесся по комнатам этого залика, как бурный вихрь, оставляя за собою увлажненные слезами щеки и унылые, грустно поникшие лица.
— Славный дебют для моего адьютанта! — сказал он. — Савари рассказал мне всё, что случилось вчера, и могу сказать, что вы ловко воспользовались обстоятельствами. Мне некогда заниматься такими пустяками, но моя жена будет спать спокойнее, уверенная в том, что Туссак уже лишен возможности убить меня!
— Да, да, это был ужасный человек! — воскликнула императрица. — Он был не менее опасен, чем Жорж Кадудаль. Да оба они ужасные люди!
— Я родился под счастливой звездой, Жозефина,— сказал Наполеон, ласково гладя ее по голове. — Я вижу весь свой жизненный путь перед собою и прекрасно знаю, на что обрекла меня судьба! Ничто не может повредить, мне до тех пор пока я не исполню своего долга перед Францией. Арабы верят в существование рока, и они совершенно правы!
