Симона рассказала об этом маме и сказала, что хотела бы когда-нибудь туда переехать. Мама не ответила ничего конкретного: «Не знаю, Сим, вряд ли мы снова будем переезжать. Нам ведь и здесь хорошо, как ты считаешь?»
Симона знала, что хорошо им не будет, что однажды у мамы снова появится этот страх в глазах, по вечерам она начнет выглядывать в окно, словно кто-то следит за ними, будет спрашивать Симону, не подходили ли к ней незнакомые люди у ворот школы. Может быть, это начнется в следующем году, а может — и на следующей неделе. Когда-нибудь это случится, потому что это случаюсь всегда.
Гарри Фитцглен закончил статью об открытии галереи Анжелики Торн и яростно нажал на кнопку «печать».
В статье он назвал галерею «самым новым, но, скорее всего — наиболее успешным проектом той самой Анжелики Торн, знаменитой светской львицы», упомянул прекрасный интерьер здания и даже добавил несколько предложений об истории Блумсбери, включив сюда обдуманно импровизированное сравнение с Блемондсбери, особняком тринадцатого века, принадлежавшим Вильяму де Блемонт. Нужно было вызвать у читателей «Глашатая» ощущение приятной интеллектуальности, а чтобы достичь необходимого равновесия, он усеял статью именами знаменитостей, присутствовавших на открытии, а их фотографии отправил редактору женского раздела «Глашатая» — подписи под снимками должны содержать правильное имя дизайнера, создавшего запечатленный на снимке наряд. Чтобы порадовать Марковича, он упомянул нескольких бывших любовников Анжелики Торн, обойдя на этот раз вниманием скомпрометированного члена парламента и печатного магната, поскольку они как раз судились с несколькими газетами по делу о клевете.
Несколько абзацев он посвятил фотографиям Симоны Мэрриот, и, хотя редактор скорее всего вычеркнет их, это были лучшие строки во всей статье. Принтер выбрасывал страницу за страницей, а он думал о том, куда подевался его былой идеализм. Десять — двенадцать лет назад он читал Китса и Джона Донна и мечтал написать роман, который получит Букеровскую премию, а что же случилось потом? А потом он связался не с той женщиной и погряз в болоте безнадежности. Он утонул в бочке с виски, как брат Ричарда Третьего в бочке мальвазии.
Итак, статья была написана, и написана хорошо, он мог сказать об этом без ложной скромности. Когда-то он был писателем с большим будущим, и об этом он тоже мог сказать без ложной скромности. Черт возьми, он был не просто хорошим писателем. Он верил в то, что делал, и ему нравилась его жизнь, но однажды, вернувшись домой, он обнаружил на камине письмо от Аманды, в котором она сообщила, что уходит от него, потому что любит другого, и Гарри сам не хотел бы, чтобы они продолжали жить во лжи. Пусть лучше между ними все будет честно, ведь она же знает, что он желает ей счастья.
