5
— Что у вас случилось, поссорились, что ли? — спросила как-то однажды Альвина у Эльзы. — Я уже целую неделю не вижу Рутенберга.
— Он очень занят, — ответила Эльза. — Дядя уехал в Ригу, и он остался один в аптеке.
На другой день после этого разговора объявили мобилизацию запасных. Война еще не началась, но все понимали, что положение серьезное, и на Западе, за Неманом и Вислой, находится враг.
В Латвии многие в этот момент оказались в довольно глупом положении. Латышские попугаи, изуродовавшие свои фамилии окончанием «инг», а речь — сильным немецким акцентом, вдруг заговорили на чистейшем латышском языке. Самые упрямые, словно улитки, притаились в своей раковине. И только изредка, где-нибудь в тесном кругу друзей «липовые немцы» трусливо похвалялись: «Германия обладает наивысшей техникой, и у нее самая лучшая армия в мире… Она разобьет Россию в первые же месяцы».
Для Рутенберга, как и для многих его соотечественников, жизнь стала несладкой. Куда ни повернись, повсюду слышались ехидные замечания, кругом были насмешливые улыбки. Самыми несносными, как всегда, оказались подростки. Ну что такой мальчишка понимает в политике и культурных ценностях? А туда же — глумится над «фатерландом» и «кайзером». И самое досадное, что нельзя заткнуть ему рот; приходится молчать и, стиснув зубы, затаить в себе оскорбленное самолюбие: «Ладно, издевайтесь, когда-нибудь рассчитаемся за все!»
Местный пастор, стопроцентный баронский прихвостень, оказался в еще худшем положении, чем Рутенберг: помощник аптекаря мог в крайнем случае молчать, а пастор должен был с церковной кафедры молиться за русского царя и его армию! Но против этого вопияло все его естество. Одному богу известно, как он с этим справлялся.
Бедный Рутенберг! Его дни проходили теперь в стенах аптеки, между пузырьками и прилавком, а вечерами он вынужден был томиться в садике дяди, так как прогулки ничего, кроме неприятностей, не приносили. Долго ли может молодой человек выдержать это? Тут он опять вспомнил Эльзу и однажды в сумерки пробрался в Зитары. Его и здесь ожидало горькое разочарование: вежливо, как всякого постороннего человека, приняли его в этом доме, поинтересовались, как у него идут дела, и не пытались удержать, когда он решил уходить. Эльза собрала все немецкие книги, принесенные ей в свое время Рутенбергом, и вернула ему их наполовину непрочитанными.
— Вы можете их еще оставить. Они мне сейчас не нужны, — заикнулся он.
