— Этого не понять только животным или людям, потерявшим всякое представление о человеческой морали! — с горячностью воскликнул Улисс.
— Но-но, потише, маэстро, — заметил Трехсон, — как бы вам не поплатиться за оскорбление представителя прессы. Фить Трехсон не привык к такому обращению.
— А меня вы не оскорбили?
— Какое же тут оскорбление? Каждому вольно любить, кого заблагорассудится.
Это переполнило чашу терпения. Улисс размахнулся и наотмашь ударил Трехсона по лицу.
Можно было ожидать, что Фить бросится в драку. Но так мог подумать тот, кто не знал Трехсона. Получив оплеуху, он вдруг обмяк и заскулил:
— За что оскорбляют нашу прессу? Что же это, господа? Фить Трехсон не привык к такому обращению…
— Подлец! — крикнул Улисс и пошел к двери.
У выхода его задержал человек.
— Вы напрасно связываетесь с этим отродьем, — сказал он.
— А вам какое дело? — грубо ответил Улисс.
— Я лучше вас знаю этих людей и советую не связываться с ними, — спокойно сказал незнакомец.
— Кто вы такой?
— Честер Богарт, выпускающий «Вечерних слухов». Я вынужден работать на этой фабрике сплетен, но презираю ее. И вам советую презирать, забыть о ее существовании. А еще лучше — бороться.
Улисс пожал руку Богарту.
— Спасибо за сочувствие, господин Богарт, — сказал он. — Но мне все надоело… Я очень устал!
Перед вечером, в понедельник, Нгнола пошла в булочную и не вернулась.
Служанка обычно аккуратно выполняла свои обязанности. Она бесшумно прислуживала у стола, но всегда охотно вступала в разговор, если его затевал Улисс.
— Ты хорошо поджарила утку, — говорил Улисс.
Утка действительно была поджарена так, что из мяса не вытек сок. Так любил Улисс. Гурманы могли посетовать на то, что утка сыровата, но Улисс любил, когда так поджаривали мясо. В нем остается сладость…
— У вас, наверное, так жарят дичь?
— Чьто? Я не пониль, Улись, я не пониль, — растерянно говорила Нгнола.
И Улисс принимался жестами, мимикой объяснять ей. Иногда он забывал о еде и поднимался в библиотеку, чтобы найти книгу с рисунками и с их помощью объяснить Нгноле смысл того, что не могли выразить слова…
На этот раз, спустившись вниз, Улисс не застал Нгнолу. Он удивленно оглянулся. Где же она? Ах, да, он попросил ее пойти в булочную напротив. Сейчас она, наверное, войдет.
Пять минут восьмого… Но почему не приготовлен ужин? Это странно.
Половина восьмого. А Нгнолы все нет.
В восемь Улисс справился о служанке в булочной.
— Да, она была здесь, — ответил булочник. И на его лице почему-то мелькнула ехидная улыбка. — Одну минуточку, я вам скажу точно: она была здесь без пяти минут семь. Я запомнил потому, что следил по часам, когда придет этот негодяй Капи. Он имеет обыкновение запаздывать. И я решил: если он на этот раз снова запоздает, даже на минуту — немедленно выгоню. Невзирая на то, что он сын пастора Смегли. Вы понимаете, господин Хент, этот негодный мальчишка не отдает себе отчета в том, что тысячи людей рады были бы занять его место.
