— Я хочу тебя, Витька, — шептала она, — может быть я даже люблю тебя. Как ты считаешь, односторонней любви достаточно, чтобы сделаться монстром?
И вдруг совсем новая мысль посетила ее, осветив лицо таинственной улыбкой предвкушения.
— Слушай, — выдохнула она сладострастно, — а что, если вы вдвоем, с Альтером?
— Ой, не зли меня, Светик! Оставь свои эксприменты для борделя. Я же готов обслужить тебя только в чисто научных целях.
— Зачем ты говоришь мне гадости?
— А ты? Для меня это все не забава. Я ведь правда люблю Ленку.
— Которую из них? — съязвила Светка.
— Обеих, — с вызовом сказал я.
— Ну, и как оно?
— О, неповторимо! А если серьезно, они пока мне обе как одна.
— Она простит тебе.
— Ты змея, — сказал я ей.
— Она простит тебе, — повторила Светка.
— Но я же сам себе не прощу.
— Это слова, дурачок. И главное: в твоем положении, рано или поздно, это все равно случится. Это же эксперимент. Так лучше со мной, чем с кем-то. Ленка наверняка согласилась бы. Хочешь, я разбужу ее?
— Да ты что?!
— Ну и правильно, и ни к чему совсем…
— Ты змея, Светка…
Это была первая в моей жизни измена. Я лежал с любовницей на груде подушек в ярко освещенной ванной комнате, а за стеной на диване спала жена (в количестве двух), и рядом — голый на полу — храпел еще один я.
Шел только седьмой день от наступления новой эры.
Приняв решение, я чувствую себя одновременно и могучим и робким. Я знаю, что призван творить добро, и меня ничто не остановит… Я намерен осчастливить все человечество.
К. Саймак
О главном мы едва не забыли. Но Светка проснулась от жажды, когда желтоватый мутный отсвет раннего утра забрезжил на кафельных стенах нашей «спальни», вышла в кухню, долго с наслаждением пила (проснувшись, я слышал, как она там отдувается) и вернулась ко мне.
— Витька, помоги мне, я боюсь.
В руках у нее был нож, и она держала его так, словно никогда не видела подобного устройства.
— Ты что? — спросонья соображал я туговато.
— Порежь меня, глупый. У меня духу не хватает. Забыл, что ли?
Мне стало обидно. Не она, а я должен был вспомнить о цели нашего эксперимента. Светка имела право, отдавшись, забыть про все, но я-то изменял любимой только во имя жертвы на алтарь науки. И ведь это было так. Мое наслаждение сильно горчило от стыда. Но я забылся в нем, хоть и твердил все время, что это просто надо. Светка же в своем безграничном цинизме оказалась куда последовательнее: получив максимум удовольствия, она теперь деловито перешла к оценке практических результатов.
