Инспектор милиции | страница 18
— А почему — Ганс? — Я посмотрел через окно на обезьянку, дремавшую во дворе на своей подстилке.
— Потом мы узнали, что его держал немецкий офицер. Фрица пристукнули, а обезьянка осталась… Так и пошло — Ганс да Ганс. Мы с ним везде ходили. Интересно людям, Он вино пил.
— Неужели?
— Да. Конечно, немного, вот столечко. Хлоп — и нет рюмочки. И такой веселый делается. Сразу нам всего надают — и денег, и яиц, и колбасы. Кушать же надо было…
Я невинно спросил:
— А вы гадали?
— Как все… — смутилась цыганка. — Кушать же надо было…
— А вы сами верили в то, что говорили? Зара засмеялась:
— Да как сказать…
— А мне скажите что-нибудь.
— Нет, неудобно… — Она снова посмотрела на мужа.
— Это ты брось! — сказал он строго.
— Отчего же, мне очень интересно, — обернулся я к нему. — Одни говорят — гадалки обманывают, другие — все правда.
— Ерунда это, — махнул рукой Денисов. Меня распирало любопытство:
— Я прошу, пожалуйста.
Зара снова засмеялась и, чтобы как-то обойти мою настойчивую просьбу, сказала:
— Вы молодой, симпатичный. Все ваши желания исполнятся…
…Когда я возвращался в станицу, когда проезжал по ее полудремотным улочкам, размышляя об отношениях Чавы и Ларисы, ко мне все время возвращался открытый, красивый смех Зары, ее слова: «Все ваши желания исполнятся…» Оказались бы они пророческими. Потому что мои мечты все больше и больше были заняты беленькой стройной девушкой с синими глазами…
4
Случаются в жизни светлые дни. Такой задастся прямо с утра: одаряет приятностями, легкими встречами, делами, которые тебе по душе. Радостный мотив звучит у тебя в голове, и ты бубнишь его до самого вечера.
(Но бывает, что ломается весь день, одна дрянь налезает на другую, и так тошно на душе — хоть беги куда глаза глядят.
Все началось с того, что я, идя утром на работу, услышал, как две старухи, завидев меня, захихикали и стали шептаться.
Я разобрал лишь одно слово — «таредор».
И только подходя к сельсовету, понял, что прохаживались они на мой счет. Значит, тореадор… Докатилось-таки в станицу мое бегство от этого проклятого бугая. В деревне ничего не скроешь. Факт сам по себе пустячный, мелочь жизни, как говорится, но я страшно огорчился.
На заседании исполкома сельсовета я впервые так близко столкнулся с Ларисой. Мы сидели за столом друг против друга. Я смотрел на ее чуть улыбающееся лицо и думал: знает она или нет? «Наверное, знает», — промелькнуло в голове. Зачем ей тогда было бы улыбаться? И румянец на моих щеках то затухал, то разгорался с новой силой…