— Эмми! Что стряслось?
Эмми села рядом с отчимом. У нее не было причин скрывать от него свои чувства.
— Гила Сэнфорда застрелили,— без обиняков сказала она. — Сегодня днем. В доме Дианы. Они — то есть полиция — считают, что это убийство.
Джастин подпрыгнул в кресле.
— Что ты сказала?!
— Гил Сэнфорд убит. Из пистолета. В доме Дианы.
— Гил… — Он вскочил на ноги.— Откуда ты знаешь?
— Я была там,— измученно проговорила Эмми.— Я пришла к ней сразу же после того, как это случилось.
— Господи! — Джастин запустил пальцы в редеющие волосы.— Господи Боже… — Он рывком повернулся, плеснул в рюмку виски и протянул ей: — На, выпей!
Это было очень похоже на Джастина. Эмми покорно пригубила. Следующая фраза тоже была вполне в его духе.
— Да, Диана порой бывает крута!
— Ох, Джастин, она не убивала его! Наша Ди! Сам подумай, что ты говоришь!
Эмми и Диана по давней просьбе отчима называли его не отец, а просто Джастин. Тогда девочкам было двенадцать и четырнадцать лет; не успел он оглянуться, как им стало восемнадцать и двадцать, а он, Джастин, всегда искренне гордился своей моложавостью. Сейчас он, конечно, сдал, хотя был по-прежнему строен и двигался легко и грациозно: седеющая голова слегка откинута назад, плечи прямые, походка по-юному безмятежна. Джастин всегда был красив особой, изысканной красотой: серо-голубые глаза, костюмы от лучших портных, сшитая на заказ обувь, удобно облегающая небольшие изящные ступни, гвоздика в петлице — как вызов безжалостному возрасту, маленькие холеные руки с блестящими розовыми ногтями. Тонко очерченное лицо казалось, особенно издали, совсем молодым благодаря здоровому румянцу и вечно довольной улыбке.
Сейчас краска отхлынула от его щек, черты лица словно заострились, глаза потемнели. Джастин снова опустился в кресло, теребя дрожащей рукой маленькие ухоженные усики (которые он каждое утро аккуратно подкрашивал особой краской).
— Как ты там оказалась? Расскажи!
Эмми снова отхлебнула виски и принялась рассказывать. Джастин непрестанно теребил усики, мял в руках гвоздику, перекладывал одну ногу на другую, но при этом внимательно слушал. Когда Эмми закончила, он произнес:
— Они рылись в ее письмах?
— Не знаю. Какое это имеет значение? Она не получала любовных писем от Гила.
— У нее есть письмо от меня.
— От тебя?!
— А что? Она, между, прочим, моя падчерица, и у нее, между прочим, водятся деньжата!
— Ты хочешь сказать, что просил у Дианы денег? — Эмми ушам своим не верила.
