«Богатое дерево, — думал он, разглядывая пиухэ со стороны. — Сразу видно — охотничья семья владеет этим священным деревом».
На следующий день вернулись отец с Улуской в лодке Холгитона. Все они были навеселе.
— Мы траву косили богатому русскому. Как его, Улуска, зовут? Эти русские имена не выговоришь, — начал рассказ Ганга, как только переступил порог фанзы.
— Пиапон Митрич, — подсказал Улуска.
— Вот-вот, Пиапон. Богато живет, нас хорошо кормил, за траву деньги заплатил, мы на эти деньги крупы купили, сахару, водки Улуска набрал. Много водки, хорошо.
— Ама, эту водку не будем пить. Как мы говорили, так будем делать, — сказал Улуска.
— Чего ждать? Зачем ждать? Чем быстрее, тем тебе же лучше. Так, я что-то забыл, мама, можно днем идти свататься?
— Ты что, все на свете уже позабыл? — прошамкала старушка. — Свататься можно только вечером, после захода солнца.
— Вот слышал, Улуска, вечером надо. А сегодня вечер будет, солнце уйдет спать? Уйдет. Вот мы сегодня пойдем свататься. Пойди позови Холгитона, он с русскими умеет разговаривать и с отцом невесты не хуже поговорит, у него язык, что тальниковый лист на ветру.
«Кого сосватают? Из чьей семьи? — думал Пота, прислушиваясь к стуку, доносившемуся от амбара. — Чего там Улуска заколачивает?»
Вечером, готовясь идти свататься, Ганга пошел в амбар за водкой и вдруг увидел на дверях новенький, пламеневший медью, замок.
— Ах вы, сучьи дети! — вскричал взбешенный Ганга, вбегая в фанзу. — Кто это вздумал на замок амбар запирать? От кого это решили амбар запирать — от собак, от мышей? Кто, спрашиваю, запер амбар?
— Я, — пробурчал Улуска.
— Ах ты, собачий сын! Никто, ни один нанай не закрывал свои двери на замок. Ты первый замок повесил. Кто у тебя что, когда украл? Вон посмотри, большой амбар Баосы, сваи подгибаются под тяжестью еды и одежды, но дверь амбара он не закрывает на замок, знает он: проголодаюсь я, могу в его амбаре взять еду, потом все сполна возвращу. Позор какой! Что люди скажут, когда увидят этот замок? Люди знают: в нашем амбаре одни дохлые голодные мыши. Их мы запираем? Где топор, мама? Амбар мой, дом мой всегда будут открыты для всех, поняли? — бушевал Ганга, выбегая на улицу с топором.
«От тебя, ама, кое-что хотел спасти, — тоскливо думал Улуска. — Как же я тори накоплю?»
Тяжелые черные тучи медленно закрывали синеющую даль неба, верховой ветер погнал по широкой протоке бесконечную упряжку черных собак с белыми загривками. Тонконогие тальники со стоном и всхлипыванием сопротивлялись ветру и беспомощно клонились ветвями к сыпучему песку. Черные тучи, засвинцовевшая вода раньше времени принесли с собой сумерки.
