Старость Елисей Кузьмич встретил в той же квартире, в которой родился. Но вдруг оказался со старухой-женой в другой стране. Он ругал власть, страдал подагрой и каждый день ходил в сквер играть в шахматы.
Дворовая ребятня, звавшая его «Кощей Кузьмич», клянчила деньги и конфеты. Старик сыпал гостинцы в чумазые ладошки и вспоминал внуков, звонивших только по праздникам.
Вместо приветствий в сквере расспрашивали о здоровье. Это молодые сходятся по интересам, стариков объединяют болезни. За шахматами проходил день за днём, год за годом. Случалось, одним игроком становилось меньше.
— Все там будем, — вздыхали тогда.
А потом приходили другие, коротать старость за шахматной доской.
— Можно сыграть? — присел на скамейку парень в кожаной куртке. И, расставляя фигуры, вздохнул: — Пенсии у вас копеечные.
Вокруг закивали, а Елисей Кузьмич, вспомнив о счетах за квартиру, поморщился.
Повалив вскоре короля на доску, парень подмигнул:
— А можно и заработать.
Старики переглянулись.
На площади собралась толпа. Стеснённые оцеплением, митингующие выстроились в каре, только вместо знамён были подняты транспаранты. Вокруг сновали репортёры.
— Новенький, — парень в кожаной куртке подвёл Елисея Кузьмича к тучной женщине с лицом, как червивое яблоко.
— Тогда марш в строй! — расплылась она в улыбке.
Кузьмич замешкался, озираясь на мордатых омоновцев.
— Не бойся дед, — похлопал его по спине парень.
Ему дали плакат «Свободу Сидельскому!» и поставили в первый ряд. Рядом старик в засаленном тренировочном костюме грозил кулаком в сторону правительственного дома, требуя освободить Сидельского.
«Знал, видать», — подумал Елисей Кузьмич, потирая ноющую спину.
После митинга женщина с яблочным лицом сунула ему в карман деньги.
Жена болела, дворовые дети клянчили мелочь, копился долг за квартиру. И Елисей Кузьмич зачастил на митинги. Антифашистские выступления сменялись националистическими, правительственные — оппозиционными.
— Тёмный мы народ! — поучал он склонившуюся над штопкой жену. — Демократии у нас нет! Нет свободы слова, и попираются права человека!
Жена качала головой, а прохудившиеся водопроводные трубы освистывали его.
Со временем Елисей Кузьмич научился держать транспарант, давать интервью, а однажды кричал в рупор, называя президента вором. За это ему дали «премиальные», а яблочная женщина плеснула коньяка.
