Хуан не возражал. Он только тяжко вздохнул, похлопал ресницами и стыдливо убрал в себя три из восьми глазных отростка.
— Не желаешь присоединиться, командир? — обратился ко мне Кузьмич, заметив, что я подло подглядываю, — Я тебе фору дам? Восемь твоих, десять моих и с меня начинаем? Голова? Ногу же пришивали. Все не может быть связано. Жаль. Жаль, командир, чертовски увлекательная игра.
И, больше не обращая на меня внимания, стал дуться дальше.
Спустя часа четыре я, было, задремал, но как всегда, некстати, с гамака меня скинула тревожная сирена.
По моей с Кораблем договоренности, он обещал никогда не включать эту надсадную сирену. Но, знать, случилось нечто, что заставило его нарушить обязательства.
— Всем, всем, всем! Срочное сообщение! Всем собраться на мостике. Чрезвычайная ситуация! Чрезвычайная ситуация! Всем, всем, всем…, — и по новой.
Мы с Кузьмичем влетели капитанскую рубку одновременно. Хуан чуть припозднился.
— Что? — это мы одновременно с Кузьмичем.
Ответа не требовалось. Ответ был перед нами.
Из Глаза, из того самого Глаза, который красовался без всяких проблем посредине пола, росли цветы.
Волк выключил сирену и уже нормальным голосом сказал:
— Вот. Цветы. Сами.
Кузьмич плюнул и, сославшись на неотложные дела, отправился обратно. Боится, наверно, что Хуан камешки по щелям растаскает.
Я опустился рядом с Глазом. За долгое время полетов я не раз пробовал разобраться с этим непонятным феноменом. Но ни просвечивание рентгеном, ни радионуклидная обкатка, ни, даже, анализ на РВ и сахар, ничего не дали. Полное отсутствие информации. Черное нематериальное пятно на материальном полу. И вот вам, Здрасте.
— Ты бы их руками не трогал, — посоветовал Волк, — Может оно заразное.
— Это на тебе-то?
Палец дотронулся до зеленого лепестка и тут же был убран обратно. Вдруг, и впрямь, заразный.
Ничего не произошло. Листок лениво качнулся и встал на место.
— Мда, — я оглядел букет со всех сторон. Стебли начинались из темноты глаза. Зеленые листы. Красные бутоны. Десятка три шипов. Вот и все особые приметы.
— Это послание, — предположил Волк, — Послание тех, кто поместил в меня эту мерзость.
— Ты никому, ничего не должен?
Корабль немного покряхтел, вспоминая. Но вспомнил, что никому, а главное, ничего, не должен. Чист, как стеклышко.
— Глаз всегда что-нибудь вытворяет, когда с нами что-то случается, — я потрогал бутоны. Никакой реакции, — Глаз предупреждает нас, что вскоре случится беда.
— Ой, беда, беда, беда, — эхом отозвался Корабль.
