В каждой строчке ее письма Степан чувствовал легкую грусть далекой ночи накануне их расставанья, — грусть, от которой на сердце становилось легко, которая порождала предчувствие чего-то хорошего, радостного.
«…Степа, очень жаль, что ты не можешь приехать в Алексеевку. Мне надо сказать тебе очень, очень многое…» — писала Катя.
Ему тоже надо было сказать ей многое, а может быть, даже немногое — всего лишь несколько слов, но зато таких, каких ей еще никто никогда не говорил.
Он чувствовал, что любит Катю, любит какой-то особенной любовью. Ее внешний облик забылся. Степан помнил только тяжелые каштановые косы да внимательный, ласковый взгляд, но она была близка и дорога ему. Степан готов был помчаться к ней и остаться в Алексеевке навсегда, лишь бы ежедневно видеть Катю, слышать ее голос, быть с нею.
Но времени не было. Степан готовился к вступительным экзаменам и занимался с удвоенной энергией.
Коля Карпов кончил школу с золотой медалью. Впереди целое лето. Наконец он получил возможность не пропускать ни одного матча, ни одного состязания; мог вновь взяться за фотоаппарат, за велосипед, за реконструкцию радиолы, — не счесть всех дел, которые откладывались на протяжении всей зимы.
Но все валилось из рук: велосипед надоел, радиола была вполне годной и без переделки, — Коле нехватало Степана, без него все казалось скучным, неинтересным. Да и совестно было: Степан, получивший всего лишь одним баллом меньше, по русскому языку, лежит в садике под яблоней, углубившись в книгу, не обращая внимания ни на жару, ни на мух, ни на его отчаянные призывы пойти купаться. А чем же он лучше Степана?
Николай приносил объемистую книгу и укладывался на траве рядом с товарищем, но не мог утерпеть, прочитав что-нибудь интересное или спорное, тормошил Степана.
Степан в сердцах посылал его на речку или же к черту. Колька отодвигался подальше, но, терзаемый неразрешимым вопросом, шел искать более приветливого собеседника.
Несколько раз он обращался к доценту Великопольскому вначале по телефону, а затем, когда Антон Владимирович предложил ему приходить в институт, и лично. Заходя в Микробиологический институт, Карпов всякий раз чувствовал благоговейное восхищение перед хитроумными приборами и лаборантами в белых халатах. Он готов был по целым дням слушать Антона Владимировича даже в том случае, если доцент рассказывал о фактах, давно известных из книг, — уже то, что заведующий вирусным отделом уделяет ему время, казалось Карпову величайшим счастьем.
