По мостовой, под усиленным вооруженным конвоем, вели на задних лапах гневно рычащего медведя.
— Почему ты, Остен-Бакен, не спросишь, какой породы это замечательное, исконно русское, сказочно-фольклорное животное?
— Вот именно — гусское!
Между мной и Остапом вклинилась до боли надоевшая старушка с неунывающим зонтиком.
— Бугого медведя, сибигского пгоисхождения, Ленин собственногучно вскогмил холодными котлетами. Завтгакает, понимаете, господин Ульянов, на швейцагском кугогте, а в связи с личными пгоблемами семейного свойства наблюдается частичное отсутствие аппетита. Ну, он тогда на велосипед — и к телеггафу и недокушанную котлетку, ценной бандеголью медведю нашенскому, в зоосад.
— Котлеты, видно, были не совсем свежие. Вон как, выкормыш, жалуется.
— Ошибаетесь, молодой человек, ошибаетесь. Звегушка благодагность публично выгажает и хочет лично засвидетельствовать свое почтение благодетелю.
— А гавриков с винтовками Ленин наверняка не подкармливал. На такую ораву котлет не напасешься.
— Надеются, что медведь их пгямиком выведет к японскому гезеденту, — старушка добродушно огрела Бендера зонтиком.
— Не могли бы вы изредка охаживать по приметным частям тела моего визави, розовощекого студента?
Но риторический вопрос повис в воздухе, так как обладательница зонтика внезапно исчезла в неизвестном направлении.
— Какой я идиот, какой идиот, — вскричал вдруг Остап, безумно озираясь. — Это была не старушенция.
— Граф Монте-Кристо?
— Хуже, Ленин!
— Эх, не организовали проверку на лысину.
— Нет, Остен-Бакен, я больше органически не вынесу массового параноидального психоза. Пойдем-ка за любимый фикус, на жесткий сундук…
И мы, огорченные, поплелись на неминуемое заседание к присяжному поверенному.
Там нас у порога встретили радостные дети.
— Ося! Ося! Твой Ленин на подводной лодке удрал!
— Врешь, Катька, не на подводной лодке, а на миноносце!
— Оба вы врете, не на лодке и не на миноносце, а на этом, как его… А-э-ро-пла-не! — резюмировал старший.
— Устами младенца глаголет истина, — сказал Бендер устало и сжал кулаки. — Ну, попадись мне когда-нибудь этот Ленин в лапы — рыло начищу до блеска!
