— Теперича нашенское!
— А ежели прикладом навернуть — вдрызг!
— Худа они, интересуюсь, эти цацки ладили?
— А ежели с оттяжечкой, каблуком!
— Главное — дисциплина, товарищи. Революция переварит буржуазную отрыжку…
Но не успевшую разгореться речь прервал болезненный приступ неконтролируемого чихания.
Матросы безропотно и мужественно принимали на себя эти многочисленные свидетельства мрачных тюрем и долгих ссылок в сельскую сибирскую местность.
Я благополучно спустился за Бендером к самым дверям, как ввалилось еще пять бескозырок.
Перегарно-многоголовое лаокоонообразное чудище опутанное гирляндами пулеметных лент, надвигалось хищно и неумолимо.
— Там братва коньяк делит, марочный, — сказал Бендер укоризненно. — Полную корзину.
— У-у-у!
— А-а-а!
— О-о-о!
— Э-э-э!
— И-и-и!
Последнее, что мы слышали за нашими спинами, было по детски наивное, растерянное, искреннее:
— Мать честная, это же яйца!
И грозное, суровое, повелительное.
— А где, позвольте узнать, петух?
И чих, как выстрел вдогонку…
Глава 14. ТАЙНЫЙ АГЕНТ ВИЛЬГЕЛЬМА
«Вот в Китае разыскать нужного человека трудновато.»
О.Б.
Моя хозяюшка, добрая, отзывчивая, сдобная женщина широких до безобразия взглядов, устроила молодца Остапа к своему тщедушному старшему брату домашним учителем.
На брата хозяйки, добропорядочного, конформистского лояльного судейского чиновника, отречение царя от престола повлияло самым плачевным образом. Он дома стал вести себя как на уголовном процессе по зверскому убийству, а в суде наоборот, как дома, с анекдотцами, питьем чая, лежанием и газетами. И при этом никто не протестовал, не возмущался его странным поведением (а кто доподлинно знает, как надо вести себя во время смут и революций, чтобы уцелеть хотя бы как физическое тело, потребляющее кислород, белки, углеводы и обильные указы, приказы, манифесты новых властей).
Доставалось от этой житейской круговерти только Бендеру.
Не успевал Остап пересечь гостиную, как на него налетал лысый мундирный беркут.
— Заседание продолжается, — объявлял присяжный поверенный и усаживал подзащитного за фикус, на кованый сундук.
Тут же набегала детвора и оккупировала кожаный широкий диван с кособокими валиками.
— Господа присяжные заседатели, — высокопарно и взволнованно обращался истовый чиновник к хихикающему дивану. — Взгляните в чистые невинные глаза подзащитного! Мог ли юноша столь благородного происхождения и благородного воспитания посягнуть на преступное деяние, от которого холодеет в жилах кровь?
