Иногда мы выбираем события (свадьбы, похороны), иногда события (официоз) — нас.
Торжественно, с помпой, из мрачной глыби суровых веков пришло-приехало трехсотлетие дома Романовых.
Остап встретил намечающиеся торжества с распростертыми объятиями человека, понимающего толк в царских династиях, гербах, линиях наследования и околотронных родственниках.
Он натащил во флигель уйму великокняжеских фотопортретов: все как один, в мундирах с аксельбантами, все усатые, все благородные, а самое существенное, все богатые.
Я в этом орденоносном пасьянсе сначала не уловил истинного смысла и заподозрил тусующего фотографии Бендера ни больше ни меньше, как в модном терроризме.
— Лавры Каляева не дают покоя? — спросил я прямо — и как можно ехиднее — дабы расстроить его жуткие планы.
— Не Каляева, а Петра Ильича.
— Это которого?
— Бескультурное ты образование, Остен-Бакен… Чайковского надо бы знать.
— Композитора?
— Композитора, композитора — отметь, гениального в своем роде.
— Хочешь создать ораторию во славу дома Романовых? Или осилишь симфонию «Славься его императорское величество»?
— Я выбрал оперу.
— На чье либретто?
— Собственного сочинения.
— А позвольте название шедевра музыкальной жизни?
— «Не соблазняй меня без нужды»!
— Тогда причем здесь великокняжеский пасьянс?
— Он компенсирует мое незнание нотной грамоты.
— Конечно, я не сомневаюсь в твоей способности написать оперу без нот, но выгода в чем?
— Этой опере музыка не нужна… Как известно из богемных альковов, Петр Ильич жил, не стесняясь, с великим князем, ныне покойным, и при этом еще удачно шантажировал Надежду Филаретовну фон Мекк. Она щедро оплачивала его молчание, чтобы он не афишировал, что предпочел ей великого князя.
— Нет, я не хочу и слышать о подобном… Лучше до старости пробыть альфонсом, лучше зарабатывать на жизнь тяжким честным трудом…
— Ты думаешь, Коля Остен-Бакен, я выискиваю, кому принести себя в вакхическую жертву? И глубоко ошибаешься. Я ищу жертву, которой можно предъявить счет за соблазненного мальчика. Им нужен в столь торжественный момент всенародного ликования скандал?
— А где ты возьмешь мальчика?
— Моя ля фам терибль хочет вывезти мое уставшее тело на крымское солнце. А почему бы мне мимоходом не заглянуть в места отдыха их величеств и не зарыдать пред ихней женой в горьком раскаянии, и не признаться в содомском грехе, сотворенном ейным уважаемым мужем над невинным, слабым существом — нуждающимся и страждущим.
— Заарестуют.
