— Русские пленные! Вы находитесь в трудном, я бы сказал, в безнадежном положении. Вам очень плохо. В такой обстановке, — полковник показал на казематы, — вы долго не протянете. Погибнут все, даже самые сильные из вас. Бежать из лагеря вы не можете. Вам некуда бежать. Если вы и проберетесь к своим, вас расстреляют или сошлют в Сибирь, на каторгу. Я могу прочитать приказ Сталина, но вы отлично знаете, как большевики расправляются с изменниками. У вас есть только один выход, одна возможность сохранить свою жизнь. Вы должны вступить в русскую освободительную армию, которая создается под руководством нашего фюрера и будет вместе с доблестной германской армией уничтожать большевизм. Русские офицеры и солдаты должны пойти в эту армию. Вы будете получать жалованье, обмундирование и питание наравне с военнослужащими немецкой армии. Всем офицерам и сержантам сохраняются их военные звания. Я думаю, это лучше, чем подыхать в этих казематах. Я сказал все. Кто хочет пойти в русскую освободительную армию — пять шагов вперед!
Полковник был уверен, что эти голодные, в лохмотьях, умирающие люди сейчас же бросятся к валу, начнут давить друг друга.
Но шли секунды, минуты, а пленные не шевелились. Ни одного вопроса, ни одного движения.
Полковник посмотрел влево, затем вправо. Никто не вышел из строя!
— Вы меня не поняли? Я повторю еще раз…
Он слово в слово повторил свою речь.
— Кто хочет пойти служить в русскую освободительную армию… — Полковник сделал паузу. — Кто хочет жить — пять шагов вперед!
Из толпы, пошатываясь, низко опустив голову, вышел пленный. Остановился перед валом.
И все! Больше ни одного человека! Толпа пленных, мрачно молчала. Где-то на левом фланге на минуту возникло движение: упал пленный, товарищи поднимали; его. И снова тишина.
Шукшин, стоявший в переднем ряду, в центре, пристально смотрел на полковника. Вначале, когда тот заговорил, он решил, что это русский. Уж очень хорошо он владел русским языком. Но потом понял, что перед ним немец: только тот, кто совсем не знает русских, советских людей, мог с такой наглостью предложить пойти на измену.
Толпа продолжала молчать. Выражение злобы на лице полковника сменилось недоумением и растерянностью. Он снова выкрикнул:
— Вы меня поняли или не поняли?
— Поняли! Как не понять! — послышались голоса из толпы.
Полковник, потеряв самообладание, сбежал с крепостного вала вниз, нервным, быстрым шагом направился к толпе.
— Слышите, кто хочет жить — пять шагов вперед! Молчите? Боитесь своих большевистских главарей? — полковник обвел пленных острым взглядом и подошел к стоявшему недалеко от Шукшина лысому, сгорбленному человеку в изодранной зеленой шинели.
