— Р-разойдись! Геть! Геть! — кричит здоровенный полицай в кубанке, лихо сбитой на затылок. — Жратвы сегодня нема, выходной. На том свите жратва буде… Геть! Геть! — полицай наступает на пленных, размахивая плеткой. За полицаем идут немецкие солдаты.
Толпа отступает медленно, неохотно, с глухим ропотом. Изредка слышатся возмущенные гневные выкрики. Пожилой красноармеец, с горбоносым коричневым лицом, изуродованным глубоким шрамом от виска до подбородка, останавливается перед полицаем, стискивает кулаки.
— Чего размахался, шкура! У, проклятый!
Полицай замахнулся на пленного, но ударить не успел — красноармеец схватил его за руку. В ту же секунду полицай ударом сапога сбил его с ног, опрокинул навзничь. Шагавший слева от полицая солдат, коротконогий, толстощекий, неторопливо развернул автомат и дал очередь. Красноармеец, силившийся подняться, упал на спину, затих. Гитлеровец безразлично посмотрел на убитого, потом на толпу и, не целясь, дал еще одну очередь. Несколько человек упало. Послышались стоны, проклятья.
Солдаты и полицай ушли. Но через час они появились во дворе снова. На этот раз солдат было не меньше взвода. Пленные уже знали, зачем пришли солдаты: опять будут расстреливать. Редкий день в лагере не бывает расстрелов.
Полицай выкрикивает номера, солдаты шныряют среди толпы:
— Выходи! Живо! Выходи!
Сопротивление бессмысленно. Пленные, номера которых назвали, послушно выходят, выстраиваются вдоль земляного вала. Вчера расстреляли двадцать человек. Сегодня выстроили тридцать.
Когда выстрелы за казематами смолкли, Сальников сказал хриплым, глухим голосом:
— Жестокость — не есть признак силы… Совершенно наоборот. Почему они нас истребляют? Они нас боятся.
К весне в форту № 7 из десяти тысяч советских военнопленных в живых осталось не больше двух тысяч (теперь все они вмещались в казематы). Гитлеровцы решили, что русские пленные уже сломлены, превращены в послушных рабов.
В лагерь приехал немецкий полковник. Пленных вытолкнули из казематов, погнали к крепостному валу. Тех, кто не мог идти, охранники подгоняли штыками и прикладами. Толпа пленных, ежившихся под холодным моросящим дождем, медленно растекалась вдоль вала, с высоты которого, покуривая сигару, на них смотрел полковник.
Комендант лагеря через переводчика объявил:
— Пленные! С вами будет говорить полковник германской армии. Господин полковник является уполномоченным высшего командования германской армии.
Полковник, высокий, поджарый, щегольски одетый, небрежно бросил сигару и заговорил на чистом русском языке:
