Старушка подняла голову к двери, прислушиваясь, и дверь почти в тот же миг, медленно, почти со скрипом, отворилась. На пороге застыл вихрастый юноша, тяжёлым взглядом пригвоздив старушку к стулу.
"Скорпион?", — подумал Сёма, расплывчатым зрением собирая картину в одно целое.
Мешали чёрные мухи, плодящиеся перед глазами с завидной скоростью. Куда там кроликам.
— Не преувеличивай своих возможностей, баньши. Тебе семьсот лет, мне в семнадцать раз больше.
"Хотя какой к чёрту здесь может быть Скорпион? О, бредни мои, бредни. Мозг, сколько ещё ты покажешь мне картинок, прежде чем вернётся настоящий мир? Тот, физический, с которым так просто было в понимании в детстве".
— Ты переступил владения! — Просипела придавленная к стулу старушка.
"Опять же, если подумать, в моих глюках должен быть Скорпион. Хоть какой-нибудь. Пусть будет хотя бы такой", — снова подумал Сёма и улыбнулся висящим шприцам.
Широко улыбнулся. Улыбкой камикадзе.
— Удельные земли князьков теперь принадлежат всецело мне! Разграничение Велеса отменяется.
Толстый стеклопакет вынесло на улицу вместе со старушкой. Крик баньши, истерзанной не столько стеклом и ударом, сколько моментально откаченной силой, слился со свистом сотен шприцёв. Они моментально догнали пособницу и пропороли старую, дряблую кожу. Она больше не могла вселяться в предметы или менять структуру тела. Меченый забрал весть потенциал, все возможности. Асфальт принял древнюю бестию, как любой материальный предмет весом больше пера. Принял такой же, как умерла шесть веков назад.
Гость подошёл к окну и сел на подоконник. Обычный голос, чем-то похожий на голос брата, донёсся до Сёмы:
— Вот же старая валлийская дура. Нет чтобы спокойно гулять на свадьбе внуков… Так она ж и там проклинать начала. Но и на самый тяжёлый сглаз найдётся проклятие потяжелее… С тех пор могла только о смерти бурчать, сама не ведая смерти…Тьфу, чёрт, с братом поговоришь, сам говорит как он начинаешь… Так о чём это я? Ах, да. Баньши. Воет о смерти и предметами гремит, как жалкий полтергейст.
"С кем это он говорит? Оправдывается что ли?"
— Вот скажи мне, Сёма. Ты же тоже ему брат. Он всегда такой упрямый?
"Ну, всё, шприцы со старушками кончились, теперь с галлюцинацией разговариваю. Пусть это и меньшее из зол за последнее время".
— Ваше благородие, вы, когда в зелёного слоника превратитесь, вы повторите свой вопрос на арамейском, а сейчас мне некогда — умирать надо. Так в другом мире, — просипел на одном дыхании Сёма, предчувствуя скорый кашель.
