Цена слова - Степан Александрович Мазур

Губы Антона потеряли цвет, высохнув, как ветхий пергамент. Кожа покрылась нездоровой желтизной. Мешки под глазами, и сверкающий лысиной череп, испещрённый вздувшимися венами, завершали послеоперационную картину и химиотерапию.

Процедура не помогла. Лекарства бессильны. Операция, лучшие специалисты — всё пустой звук. Рак головного мозга оказался сильнее медицины. Потревоженная ударом опухоль дала метастазы, и хирург бессильно развёл руками, оставив умирать обречённого пациента в люкс-палате.

Деньги решают не всё.

Я остался со скорой смертью друга один на один. Жизнь не забывала втыкать в сердце острые шипы. Один, за одним. Всё глубже и больнее. Лишь на последний удар всё не хватало сил. Вместо того, чтобы добить, заставляла мучиться и страдать, цепляться за жизнь.

— Рыжий, чего грустишь? — Нашёл в себе силы умирающий парнишка. — Я неплохо пожил. Отец давал мне в жизни всё, что можно было купить за деньги. Не хватало только трёх составляющих: здоровья, любви и дружбы. И ведь ты показал мне дорогу во всех трёх направлениях. Теперь могу умереть спокойно. Мне не больно, Игорь. Честно. Это… освобождение. Поверь мне… Мне больше не будет больно.

Я только крепче сжал тонкие пальцы друга. Да что там друга — брата. Давно стал младшим братом.

По щеке покатилась одинокая слеза. Тысячи оставались где-то внутри, разрывая возведённую плотину. А думал, давно кончились. Высохли раз и навсегда. Думал, больше не будет причин… Дурак.

Нашёл в себе силы улыбнуться. Надо улыбаться, а не лить слёзы, глядя в глаза умирающему. Ему будет легче. Спокойнее уйдёт. Только улыбка получается натянутая, фальшивая, как сама жизнь, что с рождения ставит всех живых в разные условия. Судьба? Рок? Провидение? Нет, больше похоже на проклятие.

И глаза. Глаза нельзя сделать весёлыми. Зеркала души не обмануть. Показывают всё, что таиться внутри. И Антоха видит всю эту боль внутри, находит в себе силы переживать и за меня.

Я устало опустил гудящую голову на кровать, повернул лицо к другу, касаясь его руки щекой, выдавил из себя чужим голосом:

— Антоха… Я отомщу за тебя, и за… отца. Обещаю. Они все в земле будут лежать. Даю слово. — Голос сорвался. Чтобы не разреветься в истерике, замолчал, сглатывая ком в горле.

Нельзя. Нельзя лить слёз у него на глазах. Он должен уйти легко, ни о чём не тревожиться. Заслужил достойное освобождение. Там нет проблем. Все проблемы здесь, в нашем суетящемся мирке.

Антон приподнял голову, выдохнул: