- Кто там? - спросил старик, поворачиваясь в нашу сторону.
Мы сдвинулись с места; пес, рванувшись на цепи, зашелся в лае.
- Да замолчи ты! - прикрикнул на него старик.
И пес тут же смолк, лег в своем углу и даже отвернулся от нас, как бы обиженный на то, что его рвение не оценено должным образом.
Мы подошли ближе. И первое, что нам бросилось в глаза, - пылающие нездоровым румянцем щеки и покрасневшие глаза старика. Сразу видно было, что его мучит сильный жар. Однако держался старик молодцом. Он всмотрелся в мое лицо, затем его горячечный взор остановился на Сарыкейнек.
- Машаллах, дочка! Да ты стала совсем большой! - воскликнул он, сразу ее узнав.
- Дедушка... - сказала Сарыкейнек и опустилась перед стариком на колени, обняла его.
Старик заметно растрогался, осторожно прижал ее к себе.
- Машаллах! - бормотал он. - Слава богу, вспомнила, приехала! Я тебя тут же узнал... По глазам узнал...
- Дедушка, ты, кажется, болен? - вытирая слезы, спросила Сарыкейнек. Болен, да?
- Чего-то занедужил, - пробормотал старик виновато - Никогда не болел - и на тебе! .. Подгадал к твоему приезду. - Он встал с натугой и понес миску псу, продолжая говорить на ходу: - Который день бросает меня, дочка, то в жар, то в холод. Сегодня вот пересилил себя, встал. Собака голодная. Болтушку приготовил...
Пес крутанул хвостом и преданно посмотрел на старика.
- А этот парень что... Тоже из наших родственников? - спросил старик, останавливаясь передо мной. Сарыкейнек на мгновение смутилась.
- Это мой жених, дедушка.
- Жених? - переспросил старик. Посмотрел на меня еще раз. - Ну, что ж... Добро пожаловать! Заходите!
Мы вошли за ним в дом, постояли у порога, пока глаза не привыкли к полумраку.
- Проходите, садитесь!
Старик отнес миску на кухню; идя обратно, налил из кувшина полную кружку воды, выпил.
- От этого проклятого жара внутри все огнем горит!
Три небольших окошка с трудом пропускали свет: стекла были немытые. В комнате царило полное запустение. На столе грудой лежали патроны, валялись пули, гильзы, охотничья сумка. Стояла грязная посуда - тарелка с недоеденной едой, недопитый стакан чая. Охая и держась за поясницу, старик подошел к разобранной постели и, не раздеваясь, залез под толстое стеганое одеяло. Над кроватью висели двустволка и каким-то чудом уцелевшее до наших дней кремневое ружье с самодельным прикладом. На земляном полу был постелен старый, выцветший от времени палас. Убранство комнаты завершала старинная медная посуда, выставленная по деревенскому обыкновению в стенной нише, давно не беленной.
