Архитектор безмолвствует.
- Или забыл, о ты, уезжающий в государство смерти, ту лекцию, которую ты сам прочел мне в тысяча девятьсот коммунистическом году в этой самой комнате, у воображаемого камина, за стаканом игристого пунша, лекцию о двух типах архитектурной эклектики - романтической, когда стили перемешиваются от наивной тяги к преодолению суровости классицизма и от тривиальной неразвитости технологий, и исторической, когда стили соединяются по воле ясного замысла, благородной идеи и по аналогии с эклектикой самого естества, разве не ты напоминал мне фразу Гоголя: "Город - живой пейзаж", разве не ты раскрывал мне благородство замысла Учителя - воспроизвести в одном Доме всю историю архитектуры, и разве не мы с тобой набивали легкие пылью архивов, добиваясь, чтобы замысел Учителя был не только воспроизведен, но и отточен, усилен, еще более одухотворен?
Архитектор безмолвствует.
- Разве не ты клялся мне Гатчинским дворцом и святым именем Антонио Ринальди, что наш Дом станет апофеозом синтеза разных искусств архитектуры, скульптуры, керамики, фрески... Или не ты утверждал, что только усилия множества муз могут противостоять колодцу небытия?
Архитектор безмолвствует.
- Разве не ты уподоблял нас Мастеру Наф-Нафу, воздвигнувшему и в миру, и в душе своей замок, способный сокрыть за своими стенами Братьев от холодных ветров онтоса и визгливых ветров современности?*
______________
* Признаться, для нас многое оставалось непонятным в беседе двух посвященных, особенно в последней ее части. Желая знать истину, мы упрямо теребили некие темные труды, составленные людьми чужого племени, сомнительного роду, - и только пуще прежнего все запутали. Но, как заметил еще автор "России во мгле", ищешь в ящике булавку, а обрящешь золотой. Нас выручило 80-летие Сергея Михалкова, сподвигнувшее исследователя М. Золотоносова на юбилейную статью. Читаем:
"И наконец, сказка "Три поросенка" (1936) - произведение не менее знаменитое, чем "Дядя Степа". Конечно, всех тогда прельстило наглядное доказательство того, что ротозейство, отсутствие бдительности и доверчивость до добра не доводят. Однако дело оказалось сложнее намеков на борьбу с троцкистско-зиновьевскими волками в овечьих шкурах.
В первом издании сказки было указано, что текст и рисунки принадлежат студии Вальтера Диснея; затем эта запись исчезла. И неспроста, ибо корни сказки американские, а сам рассказ насыщен густой и разнообразной масонской символикой.
