Анна фыркнула.
- А ты чего фыркаешь? – незлобиво попенял ей народный защитник. – Это ж твои родители, тётки и дядья, родственники, твой народ. Понять надо, а уж потом и судить.
Не ожидавшие поворота к серьёзному разговору, все трое примолкли.
- Под дулом пистолета не больно-то заступишься, - продолжал свою адвокатуру Александр.
- Ты хочешь сказать, что защита женщины, тем более, почти девочки, не есть дело чести мужчины? – настаивал прокурор на приговоре.
- А ты хочешь сказать, что думал о чести, а не о своих деньгах, которые очень не хотелось отдавать? – едко сковырнул его с пьедестала хитрый защитник. – Что ж ты, удирая, забыл тогда пострадавшую женщину, которая почти девочка?
Он был прав. Но не совсем. Всё же не деньги и, конечно, не Анна заставили Владимира дать отпор бандитам.
- Больше всего не терплю наглости, особенно – неприкрытой, силовой, - признался он в истинной причине своей неуступчивости вагонным потрошителям.
- Гордец, - отметил Александр. – Тебе всегда будет трудно жить, ты – не из нашего племени.
- Так и ты повёл себя не так, как все.
- Это не моя заслуга, - примирительно улыбнулся аномальный представитель обиженного народа. – Если бы не ты, я, как и все, лишился бы своих денег молча, - и добавил, - но если бы он полез к Нюрке всерьёз, не стерпел бы.
Анна счастливо рассмеялась грудным, не девчачьим, смехом и заблестевшими глазами уставилась на несостоявшегося защитника, может быть, жалея, что бандит не успел взяться за неё по-настоящему.
- Народ не выбирают, - продолжал прирождённый философ. – Правда, некоторые и до этого доходят.
Внимательно слушавшая Анна опустила голову, стала бесцельно копаться в мешке, пряча глаза. От Александра не укрылось смущение будущей парашютистки.
- А ну, сознавайся, - обратился он к ней, - ты кто есть по паспорту?
- Русская, - чуть слышно ответила та себе в грудь.
- А отец? – допытывался до истины национальный инквизитор.
- Белорус, - ещё тише ответила девушка, пылая обеими щеками.
- А мать?
Анна ничего не ответила, а Владимир мимолётно подумал, что если девушка уже сделала свой выбор, то ему это ещё предстоит, хотя и не хочется даже думать, что он может быть не немцем.
- Когда мы появились на свет, народ уже был, он – наш, а мы – его, не отбрыкаешься, - уличив отщепенку, снова продолжал Александр. – Как ни крути и ни перелицовывайся – уши торчат. Это нам кажется, каждому, что мы не такие, как все вокруг, а лучше, умнее, а со стороны хорошо видно – такие же, ничем не отличишь. Ну, какая ты русская? – попенял он Анне. – За версту видно, что бульбятница.
