После смерти Шлимана Дёрпфельд продолжил раскопки и доказал, что Троя Приама находилась тремя слоями выше той, которую «боготворил» миллионер-самоучка. В Первую мировую войну в битве за Дарданеллы английский боевой флот снарядами нанес холму Гиссарлык больший урон, нежели Шлиман всем своим трудолюбием и деньгами[49]. Этим не преминули воспользоваться вездесущие американцы (находки можно было подбирать пригоршнями на дне воронок). Третьи по счету раскопки возглавил Бледжен. Это был аккуратный и точный человек, делавший все методологически правильно. Когда результаты его трудов были опубликованы, газеты всего мира опять заговорили о Трое. Выяснилось, что и Троя, которую открыл Дёрпфельд, вовсе не гомеровская: она погибла не в пожаре, а от землетрясения около 1350 года до н. э. Троей же Гомера американские ученые объявили город, который построили на руинах разрушенного и который действительно сгорел. И тут случилось невероятное, чему способствовал пришедший в Германии к власти фашизм и подъем национального духа. Если пятьдесят лет назад в ученом мире считалось чуть ли не признаком хорошего тона пройтись, как катком, статейкой по «великому археологу» Шлиману[50], то теперь самые мудрые головы Германии стали склоняться на его сторону и готовы были признать гомеровской ту Трою, которую раскопал Шлиман. Поскольку материала было много и культурные слои на Гиссарлыке сильно перемешаны людьми и временем, немцам почти удалось найти веские контраргументы в защиту того человека, плюнуть в которого двумя годами раньше они считали своим научным долгом. Начавшаяся Вторая мировая остановила их, поэтому до сегодняшнего дня считается, что Трою Гомера нашел Бледжен, а Шлиман и Дёрпфельд прошли мимо.
После того как Троя на рубеже XIII–XII веков до н. э. была разрушена сильным пожаром, она не восстанавливалась. Через какое-то время на ее месте возникло новое поселение. Это был совершенно другой народ, пришедший из Подунавья и характеризующийся особой цветной керамикой.
Потом Троя долгое время оставалась скромным городком в пяти километрах от побережья. Она ничем не выделялась среди десятка других, разбросанных вокруг, за исключением того, что продолжала почитаться как священная всеми средиземноморскими народами. Город пережил бурную юность, героическую зрелость и теперь тихо доживал свой срок на пенсии. Он походил на старика, который грелся на завалинке и поглядывал на суда, плывущие в Геллеспонт. Иногда на его глазах навертывались слезы: прохожие просили поведать историю его жизни. И в этот момент старик преображался и словно всплывал из небытия.
