– Да, выпить. Тебе явно надо, – добавил парень, а потом взял меня за руку и потащил куда-то, а потом мы с ним действительно долго что-то пили в какой-то квартире, кажется, даже водку. И мне говорили какие-то незнакомые люди, что все ерунда, кроме пчел…
– Почему пчел? – никак не могла я взять в толк.
– Да не стоят они того! – с экспрессией кричала какая-то женщина, тоже взъерошенная, давно не мытая. И била себя кулаком в грудь.
А потом мы долго продолжали с этим в заклепках и еще парой каких-то людей, которых я вообще уже не помню. И сидя с ногами на скамейке на какой-то детской площадке. А потом я кому-то рассказывала все про Катерину, а парень в заклепках, уже совершенно пьяный, что-то там плел про военкомат и про то, как его все достало и что он хочет стать рок-музыкантом, а его в стройбат. В общем, более странной посиделки у меня в жизни не было никогда, но, видимо, в тот день так уж сошлись звезды, что все обернулось против меня. Потому что все в этом мире действует по своим законам. Солнце всходит на востоке, а заходит, соответственно, на западе. Если есть приливы, то должны быть и отливы. И если троллейбус идет от Беломорской, он неминуемо приедет в Серебряный Бор. Так и у нас в районе: любая пьянка, начавшаяся в пределах Полежаевской – Октябрьского Поля, неминуемо докатится до «стекляшки», а закончится среди добрых, милых и очень сочувствующих людей, коротающих век около пункта приема стеклотары. Иными словами, долго ли, коротко ли, а сколько дорожке ни виться – все дороги ведут в Рим. И нашли меня, уже совсем-совсем теплую, к вечеру того же дня, где и положено, среди папочкиного бомонда на лавочке, ровно напротив моего же собственного подъезда. Я этого факта не осознала никак. Дело в том, что я, в силу вполне понятных причин, всю жизнь старалась избегать близкого знакомства с крепкими алкогольными напитками. Наследственность все-таки. Так что тот затяжной алкогольный марафон был чуть ли не первым в моей нелепой жизни. И к моменту, когда мы с… хоть бы еще помнить, как его звали, пареньком с сигаретами и будущей музыкальной карьерой нарисовались в моем родном дворе, сознание уже давно покинуло меня. И было мне хорошо. И помнила я только, что родные лица мелькали перед глазами, что-то говорили, грозили мне пальцем, а я, кажется, рыдала у кого-то на плече. И чуть ли не у самой Катерины. Хотя это уж, наверное, чистая галлюцинация. По крайней мере, я на это очень надеюсь.
