Глазунов даже не ответил на такое, считал ниже своего достоинства обращать внимание на подобные обвинения.
— Хорошо рассчитано! — заметил Кауниц. — Могли бы уже рыб кормить, если бы вы растерялись…
Теперь Глазунов, похожий на медведя, разбуженного после зимней спячки, подавал ведро Щепкину, который стоял на фюзеляже, тот заливал бензин в горловину верхнего пустого бачка, откуда горючее шло в цилиндры самотеком. Бензопровод механик уже продул, но уверенности в том, что движок заведется, у него не было. За ночь мотор застыл, греть масло не на чем.
Они с Кауницем все время толкали друг друга, ворочаясь, но дипломатический курьер был совершенно невозмутим. Время от времени, согреваясь, он делал гимнастику, растирал крутую и мощную борцовскую шею и даже что-то напевал по-латышски.
— Чем гундеть над ухом, лучше бы рассказал, дипломат, что там деется в закордонном, известном тебе мире? — передыхая, сказал Глазунов. — Ну, я насчет европ…
— Что вас конкретно интересует? — брезгливо трогая обросшие за ночь щеки, осведомился вежливо Ян.
— Война будет? — сощурил острые глаза Нил Семеныч.
— Здесь есть вполне определенные точки зрения… — курьер пощупал висевшую на ветровом щитке свою белую рубашку, она была еще мокрая. — Некий господин Генри Детердинг только что заявил: «С большевизмом будет покончено еще в этом, двадцать седьмом году…» Французский политический обозреватель Жан Бенвинд с ним согласен: «Если председатель великой нефтяной империи «Ройял датчшелл» указал точные сроки свержения советского режима, значит, он имел основания для этого».
— Опять полезут? — вздохнул угрюмо Глазунов.
— А разве они когда-нибудь переставали лезть? — резонно осведомился Ял.
— Ну, была же какая-то передышка…
— Это не совсем верно расценено, — заметил Кауниц, пристально вглядываясь в даль. — Было ожидание. Сначала они ждали, что нас добьет голодуха двадцать первого года и внутренняя контра, потом, что не сможем вообще наладить хозяйство, потом, что нэп неизбежно вернет Россию к капитализму, выжидали, что же будет после смерти Ильича. Теперь дошло: если не сегодня — завтра уже будет поздно!.. По-моему, там дым! Или мне кажется?
Далеко за горизонтом поднимался вертикально кудлатый дымок.
— Пока вы мне тут политграмоту разводили, я его давно разглядел! — сказал Щепкин сверху. Он стоял на горбатом фюзеляже босыми ногами и ловил в бинокль дымок. Вздохнул облегченно:
— Кончаем возню с нашим примусом. Какая-то посудина дует курсом прямо на нас. Но на всякий случай, Семеныч, кинь мне ракетницу. Я им посемафорю!
