«Если», 2004 № 9 | страница 16

— Наркотики? Кретин! — она вскочила на ноги и кулачки сжала, аж слезы брызнули. — Какие наркотики? Мы грабили аптеки, потому что мне надо было их лечить! Это вы, проклятые, отравили крыс, а все мои заразились, только я держалась, потому что… потому что… Я не в ответе, если у них еще что пропало!

Потому что эльфийская кровь, даже самая ее капелька, делает невосприимчивым к заразе. Все, что Дерек видел в особняке, подтверждало ее слова, а житейского опыта у него было достаточно, чтобы сообразить: для иного провизора налет ворья — редкий повод списать недостачу, скажем, «слез матери», а то и «черной дури».

— Все ведь хуже, чем наркотики. За одни наркотики вы бы за мной с драконом не гонялись. Секретные… э-э… службы? Будут держать, прикованной к койке, исколют и изрежут на лабораторные образцы. Принудят размножаться в «интересах государства», если придумают способ контроля. Отработанный материал уничтожат. Такие ходят сказки среди тех, кто с даром. Убеди меня, что это не так. Я тебе поверю.

— Значит, — подытожил я, убедившись, что больше он ничего рассказывать не намерен, — она на свободе?

Дерек кивнул.

— Должностное преступление, — сказал я.

— Я уволился.

Я отметил, как быстро и напористо это было произнесено.

— И куда ты намерен податься?

— Да хотя бы и в детский отдел. Тамошние пожилые дамы, думаю, мне обрадуются. Или вот еще… — он помялся, потом закончил, — государственная служба аудита детских заведений. Сердцем чую: там весело.

Я долго мялся, собираясь с духом, но все-таки предупредил:

— Если ты решил, что в твои руки попало чудесное орудие… или оружие, с помощью которого можно смеяться над вещами, которые прежде казались незыблемыми или непреодолимыми…

— Не будь дураком, Рен, — вспылил мой бывший шеф. — Не прикидывайся, будто не понял природу ее дара? Это физиологическая реакция на страх. Как, скажем, мурашки по коже. Чем меньше она боится, тем труднее ей исчезать. Научи ее не бояться, не вздрагивать в темноте, не кидаться сломя голову прочь, и дар исчезнет. И никаким спецслужбам она на фиг не будет нужна… Она спросила, есть ли у меня честь. Я пытаюсь ответить на этот вопрос.

— Знаешь, мой мальчик, что в этом деле самое ужасное? — серьезно сказал я ему. — В твоей каморке и кошке-то негде прилечь, а ты привел туда юную леди. Не бросать же ей старое пальто в угол?

— Ну… пивные жестянки я уже выкинул! — приосанился он.

Я — человек рациональный. И совсем не религиозный. Более того, как всякий порядочный ученый, верю своим глазам: если что-то вижу, то считаю увиденное реальным, а не плодом воображения. Даже если объект сей — за тридцать пять лет, которые я прожил на белом свете — не попадался мне ни разу.