Мне показалось, что я не спал и двух часов. Раскрыв глаза, я не мог понять, в чем дело»
—Вставай,— теребил за одеяло Звягинцев.— Командир приказал тебе принести анодные батареи.
—Какие батареи?— не мог я понять.
—Анодные.
—Откуда?
—По рации передали, чтоб встретили дивизионный мотоцикл. Он везет нам анодные батареи и продукты.
—Сейчас же только пять часов утра. Кто поедет в такую рань?
—Это ты Спроси у начальства. Ему виднее, когда посылать.
—Я же недавно сменился. Почему не Лученка?
—Командир сказал, что пойдет тот, кто сменился. А Лученку заступать.
Но делать было нечего. Приказ есть приказ, и его надо выполнять.
—Ну и порядочки.
Надев робу и зашнуровав ботинки, я неторопливо пошел вниз по направлению к дороге на Балаклаву. Вспомнился странный сон, увиденный этой ночью. Будто я стою в конце виноградника, а рядом со мною— Маринка. Береговой бриз шелестит колючими ветвями барбариса, а там, внизу, в ночной мгле все шумит и шумит море. Повернулась ко мне лицом Маринка, приложила палец к губам и сказала: «Спрашивай, но тихо, чтоб не услышали добруши». Я силюсь спросить Маринку, почему она многое скрывает от меня, и не могу, никак не могу открыть рта. Смеется Маринка, но тихо, будто это шелестит ветер. А потом обвила меня руками за шею и говорит: «Люб ты мне, а вот любить тебя мне нельзя».— «Почему?»— хочу спросить ее и по-прежнему никак не могу открыть рта. Маринка опять приложила палец к своим губам и так постепенно и исчезла, словно в тумане растворилась.
В одном месте, по дороге к Балаклаве, я споткнулся и чуть было не упал. А падать в этих каменистых местах опасно: можно шею свернуть. Стряхнув с себя дремоту, я пошел осторожнее. Окраина Балаклавы была пустынной, дорога— безлюдной. «Где же мотоцикл? Может, не успел приехать, подожду». Прошло добрых полчаса, а на дороге со стороны Севастополя так никто и не показался. Скрипнула дверь в первом доме, и во двор вышел седой старик.
—Доброе утро, молодой человек.
—Доброе утро, дедушка.
—Рановато тебя подняли.
—Служба, ничего не поделаешь.
—Известное дело. Служба, как и время, не ждет. Как-никак, а сегодня уже первое апреля.
«Идиот! Круглый идиот!— мысленно выругал я себя.— Как же я не догадался сразу? Поверил. И кому? Звягинцеву. Да у него ж на лице было написано, что врет. «Командир сказал...» А ты сразу и уши развесил. И поделом. Так тебе и надо, простофиля». Чтобы не показать, что я и в самом деле остался в дураках, я сделал вид, что кого-то увидел на дороге и быстро пошел в направлении Севастополя. Пройдя метров пятьдесят, свернул вправо и быстро зашагал в гору. По тому, как встретили меня вахтенные, я понял, что Звягинцев уже успел рассказать о своей проделке Сугако. Оба с серьезным видом спросили меня:
