Чтобы кончить монтаж полностью, нашей бригаде пришлось задержаться почти на три часа.
Когда вернулся из института, Татьяна молча протянула мне листки, ушла на кухню. Я стал читать. Очерк был как очерк, но ведь написала его Татьяна!…
– Здорово! – сказал я. – Так ему и надо!
– Правда понравилось? – спросила Татьяна, входя в комнату.
– А как же может не понравиться? Это ты как гвоздь вбила!
Она молча смотрела мне в глаза.
– Удивило меня, как я сам раньше не рассмотрел!
– Что?
– Ну, вот Шумилов сначала выскажется, а потом следит, как человек реагирует.
– Это ты – вправду?! – спросила она так, будто речь шла чуть ли не о ее жизни-смерти.
– Я никогда не вру.
Утром я ждал, возьмет она с собой очерк или нет. У Татьяны было все такое же странное лицо, как и вчера, она то улыбалась без всякой причины, то задумывалась.
Сказал, когда мы уже собирались уходить:
– Давай возьмем очерк.
– А ты думаешь, это – очерк?
Беспокоить ее должно, что получится с Шумиловым, если наша заводская многотиражка напечатает ее материал, а ей, видите ли, важнее установить, очерк это или что-нибудь другое!
– Конечно, очерк…
– Страшно как-то…
– Шумилова?
– Ну, он-то здесь при чем?
Тогда я уже сам сложил аккуратно листки, спрятал во внутренний карман пиджака, Татьяну взял под руку.
– Чего это вы, ребята?! – обиделся Вить-Вить, как всегда ожидая нас у станции метро. – Хотите, чтобы я еще из-за вас опоздал?
Необычный, наверно, вид был у меня. Игнат Прохорыч, когда установили уже поворотную часть на ходовую тележку, поманил меня пальцем в сторону:
– У вас с Таней случилось что-нибудь?
Я кивнул, достал молча очерк, протянул ему. Он надел очки, прочитал заглавие, новую фамилию Татьяны над ним, улыбнулся:
– Ага! Ну-ка, пойдем сядем, – и пошел вперед, а я – за ним; на повороте обернулся: Татьяна смотрела на нас, и губы у нее дрожали.
Игнат Прохорыч шел в конторку цеха. Это только называется так – конторка. Цех у нас огромный, высотой, с пятиэтажный дом, и сбоку к нему пристроен еще один дом, но уже двухэтажный. Длина нашего цеха – сто пятьдесят метров, ширина – сорок, работает в нем больше полутысячи человек, и когда посмотришь снаружи, то двухэтажный дом выглядит нарядным и веселеньким рядом с длинными, высокими и однообразными стенами цеха. Поэтому, наверно, и прозвали его уменьшительно-ласкательно конторкой. Я, помню, очень удивился, впервые попав в конторку: чего-чего только в ней нет! И конструкторское бюро, и бухгалтерия, и касса, где зарплата выдается, и помещение для нормировщиков, даже медпункт. Если бы такой дом не стоял рядом с нашим цехом на территории завода, а где-нибудь на улице, он наверняка имел бы свой адрес, дворника и управхоза.
