«Нажатием кнопки открепить от корзины планку-клинок… спрятать в рукаве… Беззвучно, по-кошачьи ринуться к тамбуру… Резким рывком распахнуть дверь…» — ожесточенно подумал Рэд — «Увидеть оторопевшие хари мучителей. Глядя в глаза старшины, ударить ногой в пах Кнутова, молодого мерзавца… Другому — локтем в солнечное сплетение. Выпустить из рукава острое лезвие. Изящно, молниеносно очертить в воздухе полукруг вооруженной рукой — снизу вверх, под кадык, разрубив яремную вену лейтенанта Гнилодеева… За секунду добить клинком остальных… Увидеть, как хлещет из разрубленных артерий черная[3], пропитанная спиртом кровь гадов… Ощутить, почуять трепещущими ноздрями восхитительный, ни с чем не сравнимый запах — запах распадающегося Зла, свежеубитого тобою самим… Да, пьяные полицаи — винтики режима, клеточки монстра. Но ведь смерть каждой клеточки Зла — ступень к триумфу Добра!»
Рэд видел соблазнительную картину лишь несколько секунд. Выдержка обуздала подсознание. «Трупы мерзавцев рухнут на грязный пол тамбура — но что делать потом? Вышибать дверь и прыгать с поезда? Начнется розыск, и задание провалено. А ведь мое задание, удайся оно — это… это не три убитых подлеца. Это гекатомбы и гекатомбы.»
Перед мысленным взором Рэда появились весы. На одной их чаше лежали три убитых гада, на другой — сотни и тысячи подобных же нелюдей[4]. На одной — клинок, на другой — тысяча клинков. Рэд представил, как эти клинки, летя со свистом, вонзаются в горла тварей. Отрубают руки насильникам и палачам народа. На лету вырывают языки жрецам, что прикрывали «божьей волей» палачество и грабеж. Вышибают глаза лживым журналистам, что ослепляли народ реакционной пропагандой. Знакомят генералов с тем, что такое война. Подрубают ноги шпикам. Потрошат животы монополистов, ожиревших на рабочей крови… Под грудой убитых злодеев, вторая чаша весов неумолимо поползла вниз.
Усилием воли Рэд удержался от защиты мальчика. Лицо заговорщика стало, как и прежде, спокойным и непроницаемым. Оставалось надеяться, что парень не получит серьезных травм. Рэд подождал минут пять. Наконец, он увидел сквозь мутное стекло: полицаи ушли. Он тут же направился к двери — помочь избитому ребенку.
Рэд приоткрыл дверь тамбура: оглушенный и окровавленный парнишка лежал неподвижно. Лишь ветер, посвистывая через дыру в стекле, лениво ворошил его русые вихры… Наконец, Вася открыл глаза.
На стене перед ним висел яркий плакат: «Осталась родить сына». Рекламная кампания, развернутая правящими подонками, призывала рожать больше детей — кровоядному тирану нужны были рабы и пушечное мясо. В Рабсии было десять миллионов безработных и четыре миллиона беспризорников, но верховник и в грош не ставил жизни живущих. Диктатор отправлял своих подданных в «горячие точки», взрывал в домах, лишал свобод, прав, льгот. Зато тиран рьяно «защищал» жизни еще не рожденные, подло запрещая аборты и призывая плодить новых несчастных, бесправных бедняков в нищей стране. Этот рост населения обесценивал отдельную человеческую жизнь, создавал армию безработных, снижая этим зарплату работников. Того и добивался верховник. Кроме того, диктатору требовались солдаты для войны, развязанной им на окраинах ради прихода к власти.
